— Имя, фамилия, — проговорил Родерих, заправив листок бумаги в печатную машинку.
— Гжегож Бженчишчикевич, — быстро выпалил парень. Немец сидел некоторое время без движения, губы его едва шевелились, повторяя услышанное. Он сосредоточенно смотрел на клавиши машинки, пытаясь понять, какие знаки за какими должны следовать. Немного неуверенно он наконец набрал сначала одну, затем другую букву, затем остановился и, не глядя на поляка, сказал:
— Повторите.
— Бженчишчикевич, — отозвался белобрысый и посмотрел на серьезного немца будто бы с жалостью. — Гжегож. Бженчишчикевич.
С каждым новым слогом взгляд немца все тускнел и тускнел, и все ярче становилась родинка на бледной коже. Поляк еще несколько раз повторил свою фамилию, Родерих еще пару раз попробовал написать ее, но всякий раз срывался и выбрасывал испорченный листок.
— Бженчижчш… — в очередной раз попытался воспроизвести сказанное немец, и голос его стал заметно глуше. Видимо, специально говорил тише, чтобы не выдать дрожи.
— Ну пан, давайте сам напишу, — предложил парень, протянув уже руку к бумагам, за что тут же по этим самым рукам и получил.
— Не положено, — ответил ему немец, поправив свои очки. — Еще раз имя и фамилия.
— Да Бженчишчикевич же! — уже сам поляк, казалось, не мог сдержать своего раздражения, но чуть подергивающиеся уголки губ выдавали его радость от такой психологической атаки на врага. — Гжибовского записали, Станишевского, Пжибыш – и тот! Моя, что ли, труднее?
Немец, уже едва сдерживая свои эмоции в сторону польского языка, выдохнул и снова попробовал записать эту чертову фамилию. Написав на скорую руку, как удалось знаками передать расслышанное, он строго взглянул на белобрысого и задал следующий вопрос:
— Место рождения.
Поляк многозначительно выдохнул, закатив глаза. Будто говоря: «ну наконец-то». Создавалось впечатление, что это не он, а они были его пленниками, обреченными на вечные муки. И нет, белобрысый совсем их не жалел. Просто наконец-то он мог нанести следующий удар, несокрушимый, контрольный в голову…
— Хжёншчижевошице повята Лёнколоды.
И вот здесь Родерих больше не мог себя сдерживать. Широко раскрыв рот, он уставился на поляка, как баран, просящий у ворот помиловать его. Схватившись за голову, он уткнулся лбом в стол и чуть покачался из стороны в сторону, уже не скрывая своего отчаяния.
— Уб… Уберите его, — прохрипел немец, и очки его соскользнули с переносицы.
— Ну что там за нытье! — снова закричал с другого конца Гилберт. — Родерих, блин, ты своих Моцартов со страусами веками слушал, фамилию сраную разобрать не можешь?
— Штрауса, чтоб тебя! – крикнул ему в ответ Родерих. — И если этот придурок произнесет еще хоть слово на своем ужасном языке, у меня кровь пойдет из ушей! Сами его запишите, где, черт возьми, специалист по польскому языку?
— Да у нас его и не было, — махнул рукой Гилберт. — Ну раз ты не можешь, то Людвиг, позови-ка этого… Вейяфья… Вейнякря… Вейфьябля…
Приключения канонира Доласа (1969).
По одноимённому роману Казимижа Славиньского.
1 сентября 1939 года. Польский солдат Франтишек Долас, проспав свою станцию, просыпается ночью в поезде на польско-немецкой границе. С его выстрела в немецкого офицера, которого Долас принял за диверсанта, в результате комичных совпадений, начинается не только Вторая мировая война, но и цепь невероятных приключений в немецком лагере для военнопленных, Австрии, Африке, Югославии и в Польше, на суше, в море и в воздухе.
Приключения канонира Доласа (1969)
Andrzej Zarnecki — Roza Czerwona (Приключения канонира Доласа)
Приключения канонира Доласа — Эпизод с певицей (Эльжбета Старостецка)