Московская (Екатерининская) улица.
Это самая старая улица в Астрахани и одна из лучших. С нею, между прочим, связано воспоминание о бывшем в Астрахани в 1705 г. «Свадебном бунте», который привлекал к себе внимание наших историков и вдохновил одного романиста, гр. Салиаса, написать целый роман. Позволим себе позаимствовать у историка Соловьева, из его рассказов из русской истории,
описание свадебного бунта.
Пришедший в Астрахань из Москвы, некий Степан, сталь сближаться с людьми, которые были склонны к старине, которые имели причины не любить нового; стал ходить к раскольникам, к стрельцам и толковать с ними о новой вере, о немецком платье, о владычестве немцев над Россией. Иные притакивали ему: «правда, правда! все это сбудется»! Другие сомневались, противоречили Степану, но тот говорил все громче и громче, а громкое слово — страшная сила в обществе, подобном астраханскому в начале XVIII века, и вот около Степана начали собираться люди, вполне ему верившие. Так прошло несколько лет; Степан увидал, что дело подготовлено, и в июне 1705 г. пронеслась площадная молва, что Государя не стало, и потому воевода Тимофей Ржевский и начальные люди веру христианскую покинули: начали бороды брить и в немецком платье ходить. Распустив этот слух, Степан ушел на задний план; вперед выступили другие люди, более способные сделать из слова дело. Четверо посадских: Быков, Шелудяк, Колос и Носов, стали сходиться у церкви Николы, в Шипиловой слободе, и рассуждать, как бы вступиться за христианскую веру; заводчиком у них был Носов. Однажды, когда они толковали о своем деле, вышел к ним пономарь Никольской церкви, Василий Беседин с книгой в руках. «Православные! начал ученый муж: послушайте, что написано в книге о брадобритии», и стал читать, какой грех брить бороду. «Пригоже — говорил Беседин — за это и постоять, хотя бы и умереть пришлось, вот об этом и в книге написано». В книге написано! — дело кончено: чего же больше думать? Какая была это книга, никому не пришло в голову спросить у Беседина.
С Ильина дня уже всем народом говорили о брадобритии и что надобно постоять за христианскую веру. Слухи росли, росли, и однажды на торгу кто-то объявил, что будет запрещено свадьбы играть семь лет, а в это время все будут принуждены выдавать дочерей и сестер за немцев. «Где же немцы»? — «Идут из Казани»! Когда говорилось только о брадобритии, то можно было ещё толковать и ждать; но теперь ждать стало нельзя; у кого дочь была и в несовершенных летах, и ту сговорили за первого попавшегося; не отдавать же за иноземца! И вот, в воскресенье, 29 числа, церкви были отперты, венчали свадьбы; в один день повенчали сто пар. Но в то самое время, когда одни приготовлялись идти под венец; Носов исповедовался у соборного попа, Василия Колмогорова, и сказал ему, что хочет, с товарищами, постоять за бороду; духовник ему этого не похулил.
Московская ул. (налево дом Губернатора)
Свадьбы, хотя сыгранные второпях, при печальных обстоятельствах, не могли однако обойтись без пирушек; к ночи гости охмелели. Надеясь на этот хмель и на подготовку толпы, заговорщики в четвертом часу ночи собрались у Никольской церкви в числе трехсот человек и вломились в Белый город чрез Пречистенские ворота; у ворот этих стоял московского полка русский офицер: Носов схватил его и заколол копьем; трое матросов иноземцев и караульный капитан, родом грек, имели ту же участь. Загудел набат, в город сбежались стрельцы и толпы разного рода людей. Первым долгом заговорщиков, увидавших успех замысла, было отыскать воеводу Ржевского; но тот успел скрыться: искали его на воеводском дворе — не нашли, бросились на архиерейский — не нашли и там; схватили на архиерейском дворе полковника Никиту Пожарского и несколько обер-офицеров, и всех перекололи.
Утром, в понедельник, 30 июля, шумел круг, выбирали старшину; выбрали в атаманы Якова Носова; сыскали Ржевского и убили. На третий день присяга: присягали всеми полками за старую веру и друг за друга стоять до смерти; уговаривали стрельцов, обещали дать им денег по десяти рублей на человека; посылали подговаривать бурлаков, давали им деньги из таможенных и кабацких доходов; пожитки побитых делили по себе; разослали письма на Дон, Терек, Яик и Гребени, писали, что воевода и начальные люди наложили в Астрахани новые поборы, велели брить бороды, носить немецкое платье и кланяться болванам; для доказательства послали на Терек и в Гребени резной болван с личинкой, с накладными волосами.
Царь Петр находился в Митаве, когда получил весть из Москвы об астраханских событиях с дополнениями: красноярские и черноярские стрельцы также взбунтовались, к Царицыну приступили, но были отбиты; встали терские стрельцы и гребенские казаки, на Тереке полковника Некрасова убили. Озабоченный трудною войною шведскою, царь отправил в Астрахань грамоту, писал, чтоб от бунта отстали и заводчиков прислали в Москву, не опасаясь гнева Его Величества.
Петр Великий, не зная какой оборот примет дело в Астрахани, отправил туда фельдмаршала Бориса Петровича Шереметева с войском.
Фельдмаршал приблизился к Астрахани. На Волге против урочища Коровьи-Луки за 30 верст от города, увидал он пеструю толпу, идущую к нему на встречу; впереди шли Воскресенского монастыря архимандрит Рувим и Георгий Дашков, за ними стрелецкие пятидесятники и десятники, потом армяне, индийцы, бухарцы, юртовские татары человек с сорок. Шереметев объявил им, что государь их простил, но чтоб они вины свои заслужили. На 11-е марта фельдмаршал пришел ночевать на Долгий остров, в десяти верстах от Астрахани; сюда ночью приехали к нему бурмистры и донесли, что они ушли из Астрахани, где стрельцы волнуются и не хотят пускать его в город. Шереметев придвинулся еще ближе, стал на Балдинском острове, в двух верстах от Астрахани, и послал к её жителям последнее увещательное письмо. Ответа не было, а пришли дворяне с вестью, что астраханцы зажгли слободы, перебрались в город, расставили и зарядили пушки, собрали гуляющих людей, роздали им ружья и порох и написали между собою письмо, чтобы стоять всем вместе. Шереметев немедленно отправил полк в Ивановский монастырь, чтобы спасти от пожара его и магазины с провиантом, бывшие подле монастыря; а 12-го марта приехал сам в монастырь; астраханцы осадили его здесь, кинули три бомбы, но были отбиты. Между тем подошли остальные полки и начали строиться. Астраханцы сделали вылазку за реку Кутумову, но от первого залпа побежали, покинув пушки и знамена, засели в земляном городе и начали стрелять с вала. Солдаты взяли вал приступом и гнались за астраханцами до Каменного города к самым Вознесенским воротам. Но астраханцы сильно отстреливались из Кремля. Шереметев, чтобы не тратить людей, велел полкам отступить от Кремля, поставил их в земляном городе по улицам, послал увещание к астраханцам и, для подкрепления его, велел метать бомбы из мортир в Кремль. Увещание подействовало: вечером же 12-го числа явились пятидесятники и десятники с повинною, а 13 марта вышли начальники — Яков Носов, атаман из донских казаков Елисей Зиновьев, и в винах своих просили прощения. Шереметев велел им положить оружие, а печать и ключи городские отдать митрополиту. Они все это исполнили и вынесли к Вознесенским воротам топор и плаху. 13-же марта Шереметев пошел строем в город; по обеим сторонам улицы 12), по которой шло войско, астраханцы лежали на земле, покорно ожидая казни или милости. У Пречистенских ворот Каменного города 13) фельдмаршал был встречен митрополитом Сампсоном и пошел в церковь к молебну. Носов с товарищами, 273 человека, были посажены за крепкий караул и потом отправлены в Москву.
В самом начале улицы, во втором доме от угла клуба находится
————
12. Ныне Московской (Екатерининской).
13. То есть Кремля (главные ворота, под соборной колокольней).
Продолжение следует…
Московская (Екатерининская) улица — ныне улица Советская.