События эти происходили перед самой войной. Однажды вечером неизвестный сообщил по телефону дежурному по управлению государственной безопасности, что в зале ресторана «Интурист» за одним из столиков сидят два шпиона: Козодоев, служащий лесозавода на Ельшанке, и приехавший в город работник наркомата лесной промышленности. Заявитель не пожелал назвать себя, отказался отвечать и на вопросы. «Займитесь этими шпионами»,– повторил он и повесил трубку.
Дежурный приказал своему помощнику съездить в «Интурист» и выяснить, действительно ли в ресторане находятся указанные лица, тем более что помощник знал в лицо Козодоева.
Вскоре тот вернулся и доложил, что в ресторане действительно находится Козодоев и, как удалось выяснить, беседует он с работником указанного наркомата, проживающим в гостинице «Сталинград». Фамилия его Алексеев.
Утром начальник управления наложил на рапорте об этом происшествии резолюцию: «Начальнику оперативного отдела. Для проверки».
Капитан государственной безопасности Умнов Владимир Федосеевич вызвал оперуполномоченного младшего лейтенанта Быстрова и, ознакомив его с сообщением анонима, спросил:
– Товарищ Быстров, вы, кажется, в прошлом довольно часто бывали на лесозаводе, встречались с Козодоевым?
– Да, мне с ним несколько раз приходилось беседовать. Он тогда работал в профкоме.
– Каково ваше впечатление о нем?
– Ну что можно сказать? Работником был довольно авторитетным, в профком избирался неоднократно. Активный общественник, выступал с докладами на рабочих собраниях, проводил беседы.
– Он член партии?
– Нет, товарищ капитан, я проверял.
– Вам придётся побывать на лесозаводе и обстоятельно поговорить с секретарем парткома о Козодоеве. Осторожненько поговорите… Я знаю ваш метод и думаю, что вы это сделаете тонко…
– Я все понимаю, Владимир Федосеевич. Сделаю.
Вечером этого же дня Быстров докладывал о проделанной работе.
– Вот что мне удалось выяснить, товарищ капитан. Козодоев длительное время работал инспектором отдела кадров, а затем в профкоме. Сейчас на пенсии.
Далее Быстров доложил, что Козодоев действительно в течение последних трёх дней встречается с работником наркомата Алексеевым, который обследует работу соседнего лесозавода. В его личном деле записано, что в начале двадцатых годов был бойцом ЧОПа (части особого назначения по борьбе с бандитизмом и кулацким саботажем). Словом, ничего компрометирующего за Козодоевым не замечено. Работника наркомата Алексеева здесь также знают: он бывал и на этом заводе, о нем в дирекции тоже высказываются положительно.
– Каково же ваше мнение? – спросил начальник отдела.
– Мне не пришлось, Владимир Федосеевич, провести глубокую проверку Козодоева, на это требуются время и более обстоятельный опрос лиц, знающих этого человека. А вообще, мало ли у нас сообщений о шпионах… Начитается человек…
– Это пустые разговоры,– прервал Быстрова начальник отдела,– Стало быть, вы склоняетесь к тому, чтобы закрыть дело?
– Человек на виду… На более глубокую проверку, по-моему, нет смысла тратить время…
– Да, шик получается,– сыронизировал капитан.– Поймите, поверхностное исследование какого-либо явления не дает возможности составить о нем целостное и правильное представление. Так и с Козодоевым. Необходимо тщательное изучение этого дела. И ситуация может измениться. Сделаем также запрос в Москву об Алексееве и подождем ответа. Тогда и решим,
***
Ответ из Москвы пришёл по ВЧ-связи. В нем сообщалось, что была зафиксирована встреча Алексеева с германским дипломатическим служащим. Характер встречи не установлен. Младший лейтенант снова был вызван к начальнику отдела.
– Товарищ Быстров, дело Козодоева приобретает новую окраску. Требуется глубокая его проверка, вам её осуществить будет трудно – вас на заводе многие знают… А раскрываться перед Козодоевым совсем не следует.
Быстров задумался.
– Товарищ капитан, можно вызвать с периферии оперативного работника…
– Хорошо. Посмотрите в кадрах, желательно опытного чекиста, вызовите, ознакомьте его с делом и зайдите ко мне с планом проведения операции.
Вскоре из районного управления прибыл младший лейтенант Маслов. Капитан Умнов вызвал его к себе, указал на сложность предстоящей работы.
– Сначала побеседуйте с рядовыми людьми – рабочими, служащими… Что они скажут о Козодоеве как работнике, его деловых качествах, участии в общественной жизни, поведении в быту, материальной обеспеченности… Словом, какой он человек. А потом уж более внимательно изучить его близких знакомых.
***
Младший лейтенант Маслов, под видом корреспондента местной газеты, изучающего историю лесозавода, работал допоздна. Ему удалось выяснить, что Козодоев в восемнадцатом году, будучи бойцом Красной Армии, попал к немцам в плен и находился в Германии в течение трёх с лишним лет. В начале двадцатых годов был репатриирован в Россию и прибыл на постоянное место жительства в Царицын. Козодоев являлся бойцом ЧОНа и пытался вступить в Коммунистическую партию, но по неизвестным причинам принят не был. Считается сочувствующим. На лесозаводе бывает редко. Почему Козодоев не был принят в Коммунистическую партию – требует дополнительного выяснения.
Внешне Козодоев выглядит следующим образом: видный, представительный, немного выше среднего роста, глаза серо-голубые, брови широкие, сросшиеся у переносицы, нос прямой, римский, рот небольшой, выразительный. Каштановые с проседью волосы делают его облик довольно симпатичным, даже добрым. Короче, он внушает доверие, вызывает расположение собеседника. Выглядит моложе своих лет.
Живет Козодоев одиноко, занимая половину двухквартирного ведомственного дома, неподалёку от завода. Во дворе, как водится, злая собака, есть приусадебный участок: огород, фруктовый сад.
Его считают старым холостяком. Когда знакомые спрашивают, почему не женат, отшучивается, посмеивается.
На заводе, когда работал в профкоме, рабочие называли его «наш добруша», он и вправду был отзывчив к их просьбам, не отказывал в совете.
Материально обеспечен, расходы в соответствии с заработком.
– Теперь давайте пофантазируем,– сказал начальник отдела.– Можно предполагать, что Козодоев, будучи в немецком плену, был завербован германской разведкой, а сегодня для осуществления связи к нему приезжал Алексеев, который увозит с собой в Москву информацию Козодоева разведывательного характера. Как вы думаете?
Быстров и Маслов поддержали такое предположение.
– Товарищ Маслов, а кто живёт в другой половине особняка?
– Там с семьёй проживает мастер этого же завода Герасимов. Коммунист.
– Вы с ним разговаривали?
– Нет, товарищ капитан. Хотел на это получить ваше согласие. Дело в том, что Герасимов и Козодоев живут весьма дружно…
– Понятно. Да, пока целесообразно воздержаться… Товарищ Маслов, у вас все?
– Есть одна деталь, может быть, не относящаяся к делу… Козодоев – любитель консервировать разные варенья. Осенью прошлого года, когда он ещё работал на лесозаводе, то сделал несколько подарков служащим в виде пол-литровых банок варенья из черноплодной рябины. Один из служащих – экономист Суханов Валерий Семенович – отравился и умер…
– Вот как? Это очень важно. Больше никто не умер?
– Нет, только Суханов…
– А какие взаимоотношения у Козодоева с Сухановым были?
– Самые близкие,– ответил Маслов и продолжал: – Суханов часто бывал в гостях у Козодоева.
– Думаю, что факт смерти Суханова не случаен. Но посмотрим. Теперь надо приступать ко второму этапу проверки: тщательному изучению знакомств Козодоева.
– Я думаю, через его связи мы сможем более глубоко проникнуть в быт Козодоева,– высказал свои соображения младший лейтенант Быстров.
– Безусловно,– подтвердил Умнов. – Второй этап, товарищ Маслов, надо провести весьма осторожно. Боже упаси, чтобы до Козодоева дошло как-либо, что им интересуются…
***
Второй этап проверки Козодоева был проведён младшим лейтенантом Масловым как нельзя лучше. Были установлены лица, поддерживающие с объектом наблюдения самые тесные связи.
Лопухов Алексей, 35 лет, нормировщик; Калугин Иван, 30 лет, разнорабочий, и Храмов Павел, 25 лет, работник отдела снабжения. Это те, которые бывали у Козодоева дома.
Калугин и Храмов в данное время работают на заводе, Маслов лично видел их и составил предварительное представление о них. Лопухова ему увидеть не удалось. Говорят, что дней десять тому назад выбыл неизвестно куда и не ясно, по какой причине. С работы он не увольнялся, а после получения аванса на завод не явился. Эту загадку надо было разгадать. Почему исчез Лопухов?
Капитан задумался:
– Вторая загадка. Там – Суханов, здесь – Лопухов. Как вы думаете, товарищ Быстров, почему исчез Лопухов? Имеет ли это какое-либо отношение к Козодоеву? А?
Младший лейтенант ответил не сразу.
– Я думал об этом, Владимир Федосеевич. Если выстроить в ряд такие факты, как встреча Козодоева с Алексеевым, который встречался со служащим германского посольства, пребывание в плену Козодоева, консервированное варенье, от которого умер Суханов, и неизвестный, сообщивший о Козодоеве и Алексееве, то возможно установить логическую связь этих фактов с исчезновением Лопухова.
– Мысль верная,– подтвердил Умнов.– По-моему, надо попытаться найти жену Лопухова и осторожно, понимаете, осторожно выяснить, куда девался её муж? Может быть, найдём Лопухова, найдём ключ к разгадке всего дела? Не упускайте из виду и Храмова с Калугиным.
***
Под видом хорошего знакомого Лопухова к его жене пришёл Маслов.
– Здравствуйте! Алексей Лопухов здесь живёт?
– Здравствуйте,– ответила моложавая угрюмая женщина,– здесь живёт, да его дома нет. Его уже, почитай, дней десять нет.– И она вдруг разрыдалась; у сынишки, с любопытством глядевшего на вошедшего, тоже на глазах показались слезы.
Немного оправившись, женщина вытерла фартуком лицо, спросила:
– А вы что хотели?
– Да Алексей одалживал у меня ещё в прошлом месяце, и я хотел… Да теперь я подожду, раз такое дело…
Женщина опять заплакала и сквозь рыдания промолвила:
– Он получил аванс и ни копейки нам не дал… Сколько он у вас взял?
– Да вы не волнуйтесь, совсем немного.
Наступила небольшая пауза.
– Что же такое с Алексеем-то? – поинтересовался Маслов.
– Ничего не знаю. Заявила вчера в милицию, а они посмеялись, сказали, куда он денется, запил, наверное… А он и непьющий.
– Странно. Может быть, он вам что-нибудь говорил?
– А чего говорил? Говорил ещё давно, полмесяца тому назад… Пришёл с работы такой хмурый… Говорит – хочу уехать. «Куда ты собрался?» – спрашиваю. А он в ответ: «Куда глаза глядят. Не могу я больше так… Не могу!» «Ну, скажи, что с тобой случилось»,– спрашиваю. А он: «Не могу я сказать тебе – и все». А дня через два после этого он и не пришёл домой. Что ж мне теперь делать-то?!
– Думаю, никуда он не денется. Явится. Может, действительно загулял?
– Да нет, этого никогда с ним не случалось. Он непьющий. Если выпьет рюмку-другую в компании, а так – не пьёт.
– И никогда раньше у вас не было разговора о том, что он собирается куда-то уехать?
– Был. Давно. В прошлом году он как-то говорит: знаешь, Нина, поедем работать на север, в Мурманск. Работают же там люди… И мы устроимся, обзаведёмся…
– Почему в Мурманск?
– Там его тётка…
– А может, он туда уехал? У вас есть адрес тётки?
– Нет, я не знаю… Я с ней не переписываюсь. Алеша тоже редко ей писал.
– Да, жалко…
– Подождите, совсем было забыла…
И она сообщила Маслову адрес тётки Лопухова, проживающей в Сталинграде, которая может сообщить мурманский адрес.
***
По ВЧ-связи в Мурманск был сделан запрос следующего содержания:
«Просим сообщить, проживает ли Мурманске указанному нами адресу Лопухов Алексей – рабочий Сталинградского лесозавода. Положительном случае просим выяснить в беседе с Лопуховым, в каких взаимоотношениях он находился с бывшим работником завода Козодоевым, а также причины выезда из Сталинграда».
Через три дня из Мурманска получен ответ, в котором сообщалось:
«Лопухов Алексей установлен. В беседе рассказал, что знает Козодоева как агента немецко-фашистской разведки, который завербовал его в шпионскую сеть под кличкой Новый. Лопухов далее показал, что он якобы уклонился от выполнения задания Козодоева, и тот подготавливал его уничтожение, поручив выполнить это Храмову Павлу. Тот тоже завербован под кличкой Хмурый. Показания Лопухова запротоколированы. Следует ли его подвергнуть аресту? В этом случае подтвердите необходимость ареста шифртелеграммой для получения санкции прокурора».
Из Сталинграда в Мурманск последовала шифртелеграмма с просьбой Лопухова аресту не подвергать, взяв от него подписку о невыезде.
Появилась нитка, за которую теперь можно ухватиться, чтобы размотать весь клубок взаимосвязей. Показания Лопухова не вызывали никакого сомнения, и было ясно, что он бежал от Козодоева. Но этого было явно мало, требовались другие доказательства. Поскольку Лопухов ссылается на Храмова, то, несомненно, подтвердить его показания может Храмов-Хмурый.
Задача состояла в том, чтобы скрытно подойти к Храмову, дабы не узнал об этом Козодоев. Сделали следующим образом. Через дирекцию организовали Храмову командировку. Он и раньше в них бывал, так что подозрений этот факт не должен был вызвать ни у кого. После получения командировочных за ним установили негласное наблюдение. На первой же от Сталинграда станции Храмов был снят с поезда и допрошен.
Он повел себя откровенно и, как только была названа его шпионская кличка, чистосердечно рассказал о своей преступной связи с Козодоевым: как был им завербован в шпионскую сеть.
На вопрос, какие задания получал от Козодоева, ответил, что никаких конкретных шпионских заданий от него не получал, сказал, что вся работа впереди будет активной, как только откроются какие-то военные действия.
Далее Храмов показал:
«Совсем недавно Козодоев дал задание убить рабочего лесозавода Лопухова Алексея, которого он-де опасается как предателя. Он даже объяснил, каким способом совершить это убийство. Но я на это пойти не мог – мне было страшно убить человека. Хоть и мало я знал Лопухова, опасался провокации, но решил – что будет, то будет! – признаться ему и предупредить об угрожающей опасности. Я сказал Лопухову, что действую по заданию Козодоева, который связан с иностранной разведкой. Моя кличка – Хмурый, и порекомендовал Лопухову Алексею скрыться от греха».
Храмов далее рассказал, что Лопухов поблагодарил его и в свою очередь открылся, что он тоже был завербован Козодоевым под кличкой Новый. А хочет тот его уничтожить за то, что он, Лопухов, отказался выполнять его указание о ведении подрывной работы против советской власти.
«Я доложил Козодоеву, что мной все подготовлено для убийства Лопухова, но он исчез куда-то. И как только появится, я выполню указание – напоить его пьяным и ненароком толкнуть под автомашину. Козодоев метал гром и молнии, устроил мне допрос с пристрастием, чуть до драки не дошло, обвинив меня в трусости».
После показаний Храмова все стало ясным и Козодоев был арестован. Это произошло за месяц до начала войны.
В Мурманск последовала записка по ВЧ:
«Козодоев нами арестован. Предложите Лопухову по прибытии в Сталинград явиться в управление КГБ. Протокол его допроса вышлите почтой».
На следствии Козодоев поначалу все отрицал, изображал из себя патриота, но под давлением неопровержимых улик ему пришлось признаться в своей преступной работе. Вот его рассказ в сокращённом виде:
«В восемнадцатом году я оказался в Красной Армии. В первом же бою с немцами струсил и сдался в плен. Был отправлен в глубь Германии, где в небольшом местечке близ Франкфурта-на-Майне работал в качестве сельскохозяйственного рабочего у помещика, но затем немецкими властями был переведён в хозяйство, где работала большая группа русских военнопленных. Этот переход был мне очень желателен, но он был обусловлен моей обязанностью сотрудничать с немецкими властями. Я дал своё согласие и подписал клятвенное обещание тайно собирать сведения о настроениях русских военнопленных и их замыслах. Мне дали шпионскую кличку Фауст. В период моего сотрудничества с германской охранкой я пользовался многими привилегиями и, конечно, сведения оплачивались. Мне было разрешено жениться, и у меня создалась семья. Овладел немецким языком, появилось желание навсегда остаться в Германии. Но это намерение не осуществилось. В начале двадцатых годов меня вызвали в отдел германской разведки и предложили репатриироваться в Россию. Мой отказ вернуться домой не был принят во внимание. Было сказано, что в Германии мои услуги уже никому не нужны, а нужны они будут в России, что материально я буду хорошо обеспечен, а задание германской разведки будет совершенно простое и легко выполнимое. Моя роль будет заключаться в том, чтобы притаиться при новой власти и ждать того момента, когда наступит необходимость активно действовать, то есть собирать шпионские сведения.
В конце тридцатых годов в Сталинград приезжал представитель германской разведки для проверки, нахожусь ли я на месте. А совсем недавно я получил указание начать подготовку к активным действиям. Это означало, что я должен был привлечь несколько человек к шпионской работе в качестве моих помощников. Мне удалось завербовать рабочих завода Лопухова Алексея под кличкой Новый, Храмова Павла под кличкой Хмурый и Калугина Ивана под кличкой Каливан. Как мне удалось завербовать этих лиц? Лопухова Алексея завербовал после того, как дал ему взаимообразно большую сумму денег и потребовал возвращения долга в тот момент, когда он не имел этой возможности. Калугина и Храмова я приблизил к себе постепенно, выпивал с каждым из них, давал несколько раз незначительные суммы денег. И они оказались передо мной в долгу».
– Какую конкретно шпионскую деятельность проводили завербованные вами Лопухов, Храмов и Калугин? – задал вопрос следователь.
– Никаких конкретных действий шпионского характера они не проводили. Их я имел в виду использовать как информаторов о политических настроениях советских людей, о планах производства на заводе, о возможностях подготовки и совершения диверсий во время военных действий германских войск против Советов… Я в свою очередь должен был выполнять беспрекословно все задания представителя германской разведки Алексеева Павла Ксенофонтовича, поддерживая с ним систематические связи во время его приездов на сталинградские лесозаводы по делам службы. От него я и получал денежные вознаграждения…
– И много вы получили?
– Довольно много, десятки тысяч рублей. Мне была предоставлена возможность выйти в прошлом году по болезни на пенсию… Пенсия моя мизерная.
– Мы ещё вернёмся к роли Алексеева в деле шпионажа в пользу фашистской разведки… Что вы можете, Козодоев, ещё сказать о своих подопечных?– спросил следователь.
– Больше ничего.
– Чем объяснить, что ваш Лопухов Алексей скрылся?
– Откуда я знаю? Уехал как будто в Мурманск…
– Козодоев! Может быть, вам зачитать показания Храмова, которому вы дали задание убить Лопухова?
Козодоев нахмурился, кадык заходил вниз и вверх, на лбу выступили капельки пота. Нехотя ответил:
– Лопухов уклонился от выполнения моих указаний по сбору сведений разведывательного характера. Более того, он возвратил долг и потребовал назад свою подписку о сотрудничестве с фашистской разведкой. Я опасался, что он мог сообщить обо мне чекистам, и решил его уничтожить. После приезда связного Алексеева мы попробовали уговорить Лопухова одуматься, но это оказалось тщетным. Тогда я дал указание своему агенту Хмурому уничтожить Нового и даже составил план его убийства.
– В каких взаимоотношениях вы были с экономистом завода Сухановым Валерием Семеновичем?
– Взаимоотношения с Сухановым до поры до времени у меня были самыми близкими, мы оба – одиноки, и это очень сближало нас,– ответил Козодоев. Он посмотрел пристально на следователя, как бы определяя, почему ему был задан вопрос о Суханове, и, догадавшись о его смысле, сказал:– Я его подготавливал для вербовки в качестве своего помощника, но он категорически отказался, хотя и высказывал некоторые критические замечания по адресу советской власти, которые я оценивал как антисоветские… Он пригрозил, что сообщит о моих действиях кому следует. Мне с большим трудом удалось тогда уговорить Суханова забыть об этом эпизоде. Хотя он и пообещал сохранить в тайне наш разговор, но я опасался…
– И убили его?– жёстко спросил следователь.
– Да. Я его отравил приготовленным мной вареньем. Чтобы это отравление выглядело как несчастный случай, мною было роздано несколько банок варенья служащим лесозавода. Никто не отравился, кроме Суханова. Пришлось затратить много энергии и изобретательности, чтобы замять этот случай и отвести от себя подозрения, возникшие в прокуратуре.
– Что вам известно, Козодоев, о вашем товарище из наркомата – Алексееве?
– Весьма немного. Алексеев являлся связником, вернее, инструктором германской разведки. Выезжая на периферию, он встречался с агентурой, инструктировал её и, получая от неё шпионские донесения, доставлял их своим хозяевам.
…Вскоре из Мурманска прибыл Лопухов Алексей, который на вопрос, почему он скрылся, ответил: «Я хотел здесь, на месте, заявить о враждебной деятельности Козодоева, но очень боялся, что мне не поверят. Тем более что если бы Козодоев узнал, что я сообщил о нем чекистам, конечно, принял бы меры предосторожности…».
По делу Фауста было арестовано пять человек. Военный трибунал нашёл возможным Храмова и Лопухова к уголовной ответственности не привлекать, так как они хотя и дали подписку о сотрудничестве с фашистской разведкой, но фактически уклонились от него и помогли следствию в деле, которое началось с анонимного звонка… Алексея Лопухова.П.Ф.Таренков «Крах операции «Ротонда»», Волгоград, 1988, стр. 6-20.
Об авторе
Пётр Фёдорович Таренков — ветеран партии, органов госбезопасности, полковник в отставке, участник Сталинградской битвы. Во время Великой Отечественной войны выполнял особые задания руководства управления НКВД.
Эту книгу автор посвятил чекистам Сталинграда — людям с чистой совестью, несгибаемого мужества и стойкости.
П. Ф. Таренков участвовал в сборнике рассказов о чекистах «Особое задание», вышедшем в издательстве «Московский рабочий».

От себя: я давно хотел представить этот рассказ читателям, так как в нём заключены некоторые особенности, о которых я поведаю в следующий раз.