Феодальные отношения у астраханских юртовских татар представляют собой малоисследованную тему. О том, что у юртовцев была своя знать, владевшая земельной собственностью, писал, в частности, М. Рыбушкин. Ссылаясь на данные писцовых книг 1759 и 1772 гг. он указывает, что мурзам и табунным головам в окрестностях Астрахани были отведены различные земельные угодья1. Однако большинство исследователей предпочитало фокусировать внимание на других сторонах жизни юртовского общества, в основном этнографического характера.
Между тем свидетельства современников и многочисленные архивные документы свидетельствуют, что земельные и людские ресурсы были объектом пристального интереса юртовской знати, которая придавала большое значение вопросу обладания ими. Так, астраханский губернатор В. Н. Татищев (1741-1745) указывает, что мурзы владели жалованными землями и подвластным населением и не упускали возможности поправить свое материальное положение при каждом удобном случае. В частности, он утверждает, что юртовские мурзы самовольно присваивали себе «по сродству» земли, оставшиеся после ушедших на Кубань соплеменников, «и сверх того воеводами им даваны казенные и вымороченые, на которые они данные имеют, а некоторые и своевольно казенные завладели»2. К примеру, после смерти дворян Кареитовых (Кореитовых), командовавших в Астрахани полками местного гарнизона, принадлежавшие им земли за неимением наследников перешли в разряд «вымороченных», которые достались новым собственникам. Частью земель завладел армянский купец, другой стал владеть астраханский юртовский мурза Салтаналей, а сенные покосы достались астраханскому посадскому человеку Фёдору Кобякову3.
В свою очередь многие табунные головы также, по сведениям В. Н. Татищева, присвоили себе земли, оставшиеся после бежавших из России соплеменников. «Всяк себе брал, где кто хотел, — указывает он, — а свои данные им с табунами земли противо уложенья русским и армянам, бухарам и другим распродали, закладом утвердили или в наймы на многие годы отдали. А вместо того просили стрелецких и других казенных земель, которые им от прежних воевод, губернаторов без всякой справки — сколько за ними прежних земель было налицо, людей и земель есть, оными великими землями жаловали…» В этой ситуации В. Н. Татищева особенно раздражало то, что «табунные головы те земли продают и в наймы отдают без ведома табунных людей и корыстуются сами…»4
Так, в 1710 г. табунный голова Ишей Кашкарин добился от казанского и астраханского губернатора П. М. Апраксина передачи ему земель юртовского Аллаша-мурзы Амурзина. Наследники Ишея Кашкарина в 1712 г. получили «владенную выпись» от астраханского обер-коменданта М. И. Чирикова на права наследования его имущества. Но спустя двадцать лет выяснилось, что частью своих земель Аллаш-мурза владел совместно с табунным головой Килимбетом Рамазановым, праправнук которого табунный голова Мурзай Булатаев сумел доказать свои права на принадлежавшие его предку земли. В целях установления истины астраханские власти прибегли к изучению данных Писцовой книги за 1651 г., которая была переписана в 1708 г., опросу старожилов, для чего привлекли несколько десятков человек, и измерению на местности «вышеписанных их дач», которое проводил «при посторонних людях абызах и мурз и табунных голов и татарах» капитан астраханского гарнизона С. Варыпаев5.
В 1743 г. уже самого табунного голову Мурзая Булатаева обвинил в незаконном захвате принадлежащего ему пахотного участка земли «персицкого диалекта переводчик» Кутла Мохаммед Машаиков. С 1727 г. он находился в качестве переводчика сначала при крепости Святого креста, а потом по указу Коллегии иностранных дел служил в российском консульстве в Персии. Узнав о том, что Мурзай Булатаев присвоил себе его «пахотное место», располагавшееся на правобережной стороне Волги в районе Мочагов между двух бугров, называемых Толиян, К. М. Машаиков обратился за помощью к российскому консулу в Персии С. Арапову, пояснив, что указанная земля досталась ему по наследству от отца. Переводчик просил консула отпустить его на время в Астрахань, чтобы он мог заняться восстановлением своих прав на земельную собственность, а до тех пор данная земля, по его мнению, не должна была находиться под чьим-либо ведением. Консул С. Арапов поддержал ходатайство своего подчиненного и обратился к астраханскому губернатору В. Н. Татищеву с просьбой о справедливом рассмотрении данного вопроса6.
Свидетельством неуемной жажды землевладения юртовской знати может служить пример с семьей все тех же табунных голов Ишеевых. Один из представителей данного рода табунный голова Тарыбердей Ишеев взял на откуп «пахотные места», но с 1722 г. не платил государству за их использование положенных взносов. В начале 1730-х гг. из Доимочного приказа ему был предъявлен счет на 54 рубля «доимочных денег», которые Тарибердей Ишеев с родными «упущением прежних губернаторов и камериров тогда в казну не заплатили». В качестве принудительной меры к взысканию указанной «доимочной» суммы в Астраханскую губернскую канцелярию был доставлен сын бывшего табунного головы Тарыбердея Ишеева Исмаил (Смаил), который содержался под арестом в 1734 г. «по указу Доимочного приказу» на период, пока «взыскание… на них чинитца»7.
О том, насколько большое значение придавали юртовские феодалы правам земельной собственности, показывает спор, возникший в середине 1740-х гг. между мурзами Урусовыми и сотником Калмыкаем Ерошаевым, а также между мурзами Тинбаевыми и Урусовыми за право владения сенными покосами в районе рек Малая Болда (рукав Волги), Грязной протоки, Верхнего и Нижнего Агуланов. Поводом к спору послужил результат описи земельных угодий в указанном районе, которую в 1743 г. производили по заданию губернских властей инженеры-прапорщики Позвонков и Варыпаев с целью определить земельные владения табунного головы Биякая Булатаева, доставшиеся ему от предков по линии табунного головы Темира Саламатова.
Офицеры инженерного корпуса отметили в составленном плане, что в указанном районе «оного Калмыкая Ерошаева улус с протчими улусами сидят на кочевном месте и сенных покосах». Но в процессе «разводу сенных покосов» право пользования землями между рек Арычи и Агулана оспорил мурза Урусов, который «объявил данную на пахотные места». Однако ситуацию запутывало то обстоятельство, что в районе протекало две реки Агулан, «и по которой Агулан те дачи по Верхней или по Нижней не известно», — отметили в отчете инженеры-прапорщики. Астраханская губернская канцелярия постановила данное спорное место «до указу» никому не передавать и оставить «праздно». Свое решение астраханские власти мотивировали тем, что «около Астрахани и Красного Яру все сенные покосы по командам розданы, а егда по случаю может прийти какая вновь команда, то уже на оную сена заготовлять будет негде», поэтому указанное спорное место было оставлено «для вышепомянутых надобностей»8.
Однако сотник Калмыкай Ерошаев не отступил, продолжая настаивать, что указанные земли раньше находились в пользовании у стрельцов приказа Марка Роднова и не принадлежали мурзам Урусовым. Изучение Писцовой книги 1722 г. показало, что спорное место (около 980 десятин) не было закреплено ни за мурзами Урусовыми, ни за предками сотника Калмыкая Ерошаева. В итоге в июле 1744 г. губернские власти вынуждены были отказать обоим просителям в праве пользоваться данными землями и постановили отдать их в пользование из оброка, «дабы без всякого в казну дохода не оставались и самовольно никто ими не пользовался»9.
В октябре 1744 г. права на земли, находящиеся в районе рукава реки Волги Рыча (Арыча), Грязной протоки, Верхнего и Нижнего Агуланов, предъявили мурзы Тинбаевы, которые пожаловались астраханским губернским властям, что мурзам Урусовым в 1743 г. «инженерным офицером» были неправомерно отмежеваны сенные покосы, которые «по писцовым книгам» были пожалованы их деду. Мурзы Урусовы претендовали на три с лишним тысячи десятин земли, но инженеры-прапорщики отмежевали им в 1743 г. только 2 061 десятину, а еще 980 десятин «оставлено никому не в отдаче за спором, что оное мурзы Урусовы и табунный голова Калмыкай Ерошаев называют оба своими». Изучение губернскими властями Писцовой книги 1651 г. показало, что спорные земли граничили либо частично входили в обширную территорию (несколько тысяч десятин земли), которая была пожалована Шаиму-мурзе Енаеву сыну Тинбаеву и табунному голове Максуру Ешепаеву. Из тех сенных покосов часть земель была передана во владение Тагану-мурзе Тинбаеву, другая — Екмамету-мурзе Енаеву (Тинбаеву), а часть земель — Янмурзе Тинбаеву, который приходился дедом одному из челобитчиков — Аблаю Аллагуатову сыну Тинбаеву. В связи с этим мурзы Тинбаевы настаивали на новом межевании этих земель, а до тех пор, пока дело не будет окончено, просили «покошенное на тех их покосах ими Урусовыми сено им Урусовым не отдавать». С целью разрешения сложившейся ситуации Астраханская губернская канцелярия постановила произвести новое межевание с учетом данных писцовой книги. В помощь к геодезисту решено было назначить старожилов из числа астраханских татар и жителей Красноярского городка10.
В июне 1745 г. сотник Калмыкай Ерошаев подал новую челобитную, в которой просил передать ему из оброка на 15 лет пустующие земли на левобережье Волги, принадлежавшие ранее стрельцам (3 738 десятин). Он готов был со своими старшинами внести сразу всю сумму оброка на весь период, т. е. 75 рублей из расчета 5 рублей в год.
Опрос юртовских мурз, табунных голов и сотников, а также старожилов, проведенный по заданию астраханских властей, показал, что земли, на которые претендовал сотник Калмыкай Ерошаев, действительно принадлежали ранее стрельцам. Это подтвердили и мурзы Кудайнат и Каспулат (Казбулат) Урусовы, заявившие, что «они еще издавна, когда в малых летах были, от отцов своих слышали, что те сенные покосы и кочевное место, на котором помянутого сотника Калмыкая Ерошаева улус с протчими улусы кочует, на пред сего были стрелецкие». Учитывая то обстоятельство, что данные земли никому после стрельцов не были пожалованы, астраханские власти постановили сдать их в оброк на четыре года. Желающие должны были явиться в Астраханскую губернскую канцелярию для участия в торгах с сотником Калмыкаем Ерошаевым11.
Известны также факты, когда астраханские мурзы продавали часть своих земель посторонним лицам. Так, 2 сентября 1706 г. юртовский мурза Абла Азаматов Байтереков (Батереков) заключил соглашение от своего имени и своих родственников (братьев и племянников) с астраханским митрополитом Сампсоном, по которому уступил ему «за долговые заемные деньги за 100 р. остров свой на верхних устьях Большой и Малой Болд, да пониже малой Болды два островка с сенными покосы и с лесными угодьи, которыми они владели по указу Великаго Государя и по грамоте от 7202 г. (1694 г.)». В соглашении говорилось, что отныне никто из прежних владельцев-юртовцев не мог предъявлять на эти земли какие-либо права, которые переходили к митрополиту, а после него другим астраханским архиереям12.
В 1740-х гг. в продаже жалованной юртовцам земли были обвинены табунный голова Биякай Булатаев и сын табунного головы Байбулата Темирчеева Жанбулат. По решению губернских властей, которые стремились воспрепятствовать распродаже земельных наделов юртовцев, первый из них был отстранен от управления своими табунными людьми, а второй — не допущен к управлению табунными людьми после смерти своего отца.
Не менее упорная борьба развернулась среди правящих кругов юртовцев вокруг подвластного населения. Так, в середине XVIII в. Нурадыл-мурза Урусов обвинил своего родственника Бий-мурзу (Би-мурзу) Урусова в единоличном присвоении себе их земель и людей. Он утверждал в 1760 г., что все их земли «состоят во владении во всем нашем Урусовом роде без изъятия». Но в ходе расследования было установлено, что отец Нурадыла-мурзы Урусова Касай-мурза владел только несколькими семьями емеков, с которыми «сидел» в Килинчинских улусах, находившихся в полном управлении его брата Кудайната-мурзы Урусова, отца Бий-мурзы Урусова, который считался главным мурзой «Урусова родства»13.
Желание завладеть новыми подданными не останавливало мурз перед противоправными действиями. В середине XVIII в., например, Бекей-мурза Тинбаев поддался на «приласкание» судьи Астраханской конторы татарских и калмыцких дел прапорщика князя Михаила Назарова и дал ему «взяток» (тулуп черный мерлушчатый стоимостью 17 рублей). За это М. Назаров обещал, что «может через старание свое исходатайствовать ему, Тимбаеву, во владение улусными людьми», но обманул его14.
При этом и среди табунных голов порой возникали разногласия. В. Н. Татищев отмечает, что некоторые табунные головы, по примеру мурз, присоединяли к себе табуны, оставшиеся после смерти других табунных голов, «которые им и з жалованьем умершаго отданы…»15 Например, после того, как табунный голова Биякай Булатаев не вернулся из Хивинской экспедиции князя А. Бековича-Черкасского, его родственник табунный голова Ерошай Темирев получил в свое управление его табунных людей и земли. Но в конце 1719 г. Биякай Булатаев неожиданно возвращается из плена на родину и выясняет, что его подвластные люди переданы другому владельцу. Тогда он подает прошение в Астраханскую губернскую канцелярию о введении его в права наследства, обвинив Ерошая Темирова в «завладении табуна его и людьми»16. Это прошение было удовлетворено. В начале 1720 г. по решению астраханских властей Биякаю Булатаеву были возвращены в управление «табунные люди и емеки и в разных местах пахотные и кочевные места»17.
Известны также факты, когда представители юртовской знати торговали своими подвластными людьми либо отпускали их на волю за выкуп. Так, «астраханский ногайский татарин» Иштерек Женаков был продан «в малых летах» табунным головой Кедеем Смаиловым старшине астраханского Бухарского двора Седыку Ходже Дилдярову18. Другой «ногайский татарин» Атыш Кунчюраев, находившийся в услужении у Касая-мурзы Урусова, выкупился у него на волю в 1744 г.19
Наряду с этим юртовские владельцы могли лишиться своих подданных, если не могли доказать своих прав на них. Например, в 1723 г. в Астраханской губернской канцелярии рассматривалось дело в отношении «Уфимского уезду татарина Эльсергепа Ерлыпакова з детьми». Губернские власти постановили «приверстать» их к ясашным татарам астраханской Казанской слободы, вместе с которыми они должны были нести службы и платить подати «в равенстве». В том же постановлении говорилось, что власти решили отказать юртовскому Сунчалею-мурзе Тинбаеву, у которого «оной татарин Эсергеп жил», в праве владения этими людьми на том основании, что указанные татары, по словам С. Тинбаева, жили при Астрахани «в емеках у отца его Сунчалея мурзы, а своею волею или протчим каким случаем пришел и у отца ево жили, того он Сунчалей мурза будто не ведает и крепостей на онаго татарина Эсергепа и на детей его никаких у себя не сказал». Астраханские власти посчитали, что раз у мурзы нет документа, подтверждающего права на емеков, и они жили у него «без крепостей», то их следует изъять у него и обратить в ясашное состояние20.
В середине XVIII в. табунные головы бросили вызов мурзам в борьбе за емеков, считавшихся личными подданными мурз. «Табунные головы утверждают, — сообщает В. Н. Татищев, — что оные ямеки ушлецы из ясашных и просят, чтоб их приверстать по прежнему к ясашным». Астраханский губернатор не был склонен верить табунным головам в этом вопросе, хотя и допускал вероятность того, что кто-то из рядовых юртовцев мог оказаться среди людей, подвластных юртовским мурзам. «Для того надлежит от мурз и табунных голов о ямеках обстоятельное и доказательное известие взять, — указывал астраханский губернатор, — старинные ль они тех мурз подданные или из ясашных и кочевных принятые…»21
Из записок В. Н. Татищева в отношении юртовцев не ясно, в какой степени он учитывал родоплеменной состав астраханских татар, среди которых к середине XVIII в. было немало джетисанцев, не входивших в состав Астраханского ханства в эпоху его присоединения к Российскому государству. Те же джетисанцы, например, влились в состав юртовцев и стали впоследствии ассоциироваться с астраханскими татарами не только своим аристократическим составом, но и на уровне других социальных слоев своей общины. Не исключено, что сложная этнополитическая структура астраханских юртовских татар, сложившаяся на основе населения прежнего Астраханского ханства и обосновавшихся в течение XVII в. вблизи Астрахани ногайцев, порождала в середине XVIII в. питательную среду для различного рода социальных противоречий внутри юртовского общества. Тем не менее, рассуждения В. Н. Татищева о характере социальных отношений в юртовском обществе свидетельствуют, что табунные головы наряду с мурзами были вполне самостоятельными политическими фигурами. Они полностью контролировали ситуацию в своих табунах и распоряжались жалованными им землями так же, как мурзы управляли своими угодьями и подвластными людьми.
На наш взгляд, представители обоих привилегированных групп юртовцев — мурзы и табунные головы (ко второй принадлежали также сотники и дети табунных голов) имели схожие служебные обязанности перед Российским государством. Их полномочия в сфере управления юртовским населением если и отличались, то весьма незначительно. По всей видимости, в вопросах внутреннего управления мурзы и табунные головы имели неограниченную власть над своими подвластными людьми. Но в вопросах, выходящих за пределы традиционной жизни юртовского общества, окончательное решение оставалось за российскими властями. Так, в марте 1736 г. в Астраханскую контору татарских и калмыцких дел поступил донос табунного головы Каспулата Ишеева на татарского десятника Аджаку Казмембетева из его табуна, которого тот обвинил в том, что он «бранил» императорский указ. Каспулат Ишеев показал на допросе, что стоял с Аджакой Казмембетевым у мечети и «имел между собою с ним брань за емеков, и между тем оной Аджака бранил указ Ея Императорского Величества». А. Казмембетев, разумеется, все отрицал, но табунный голова утверждал, что дело происходило в татарской слободе, и у него есть свидетели: мурзы Урусовы Кудайнат и Калмамбет, а также табунные головы Ерсакай (Арсакай) Епаев и Мурзай Булатаев. У всех свидетелей взяли показания. Но решающую роль в определении вины татарского десятника сыграли показания юртовских татар Эксенмеса Карашаева, Картакая Ерошаева и Енакая Мурзакаева. Итогом расследования стал приговор Астраханской губернской канцелярии, которая постановила наказать А. Казмембетева «за помянутые продерзостные слова» битьем батогами «при собрании мурз и табунных голов також и татар у татарской конторы, чтоб впредь таких слов говорить было ему неповадно для того, хотя оной Аджака с роспросу в том и заперся, однако ж он вышеписанными свидетелями в тех продерзостных словах изобличен», а после наказания «ис под караула освободить и отдать ево на добрые поруки»22.
Таким образом, поводом препирательства между табунным головой и десятником из его табуна стали подвластные люди — емеки. Но так как вопрос вышел за рамки чисто юртовских взаимоотношений — десятник «бранил» императорский указ — рассмотрением дела занялась Астраханская контора татарских и калмыцких дел.
Астраханские власти нередко выступали арбитрами в личных спорах между представителями юртовской знати, касавшихся имущественных прав. Показателен в этом отношении случай, произошедший летом 1745 г.: сын табунного головы Арсакая Епаева Аджигельды заявил в Астраханскую контору татарских и калмыцких дел, что купленный им и «введенный в магометанский закон» калмык Улугай «безвестно пропал», и обвинил своего отца в том, что он мог быть причастен к его продаже. В свою очередь Арсакай Епаев пожаловался властям на непочтительное поведение своего сына, который десять лет назад был им обеспечен необходимым наследным имуществом и «отрешен», но Аджигельды «непостоянством своим все промотал и, приходя к нему, отцу, бьет его и за бороду дерет и при том просит, чтобы отец его сверх означенного награждения еще дал денег, и усматривает такого случая, чтоб его, отца своего, умертвить». В связи с этим табунный голова просил астраханские власти, чтобы они его сына «за оную продерзость и непочтение» наказали «по указам». Астраханская губернская канцелярия рассмотрела и разрешила эту ситуацию в соответствии с российскими законами. На основании положений Уложения 1649 г., предусматривавшего наказание за непочтительное отношение к родителям, Аджигельды Арсакаева приказано было разыскать и «по прошению отца его публично при нем… бить кнутом, дабы впредь таковых продерзостей против родителей своих детям чинить было неповадно». После исполнения наказания Аджигельды приказано было передать «с роспискою» его отцу, «а извету его на отца не верить»23.
В середине XVIII в. в юртовском обществе состоялся прецедент, который повлиял на характер взаимоотношений рядовых юртовцев и табунных голов. В 1747 г. после смерти сотника Калмыкая Ерошаева, которому в 1743 г. были временно переданы астраханскими властями ясашные юртовские татары из табуна Биякая Булатаева, «по желанию татар» они были отданы согласно решению Астраханской губернской канцелярии в ведение «со всеми пашенными, кочевными и сенокосными местами» другому табунному голове Мурзаю Булатаеву в обход прямых наследников Биякая Булатаева24. В 1756 г. числившиеся в «реэстре» сына табунного головы Мурзая Булатаева Аллавердыя Мурзаева юртовские татары Ашир Бекеев, Курман Кенжебаев и Утеган Сыртланов «заявили» астраханским властям, что они «над собою быть табунным головою бывшего табунного головы Биякая Булатаева сына ево Абди Биякаева не желают»25.
Впоследствии мурзы и табунные головы обвинили Аллавердыя Мурзаева в том, что он предоставил ложное свидетельство о желании татар из табуна Биякая Булатаева в количестве 42 семей остаться в его подчинении. Среди тех, кто «захотел» остаться в ведении А. Мурзаева, как выяснили мурзы и табунные головы, оказались «умерший до сего время еще в 1751 году, також и отлучные, почему явно значит, что тот реэстр он Аллаверды писал от себя заочно не по желанию их дан в Контору татарских дел не исследовав о том, все ли они живые и не отлучные ль, не спрашивая на лицо желания их, засвидетельствовали несправедливо…»26
В результате табунные люди, на которых претендовал Абди Биякаев, были разделены астраханскими властями: 71 семья отошла в ведение Абдия Биякаева, а 42 семьи остались под ведением Аллавердыя Мурзаева. Но в том же году в Астраханскую губернскую канцелярию поступил императорский указ «за рукою тайного действительного советника и ковалера господина барона Черкасова», который предписывал оставить всех юртовских татар из табуна Биякая Булатаева в ведении табунного головы Аллавердыя Мурзаева27.
По всей видимости, до этого прецедента ясашные люди у юртовцев не имели возможности выбирать, у какого табунного головы им состоять в ведении, хотя их мнение учитывалось при выборе табунного головы из представителей того знатного рода, который владел ими. Астраханские мурзы и табунные головы просили в своем обращении к астраханским властям, чтобы те не принимали прошений от их подвластных людей и емеков «о роздаче их по частям», потому что в России по «наследственным правам», также и по их «татарским обыкновениям» оставшиеся после смерти владельцев табунные люди и емеки должны принадлежать законным наследникам. Мурзы и табунные головы считали сложившуюся ситуацию ненормальной и весьма опасной. Если «помянутые не желающие быть во владении у отца ево Абдия табунные люди и емеки разделены будут, — указывали они, — то и находящиеся у них мурз и у табунных голов табунные люди и емеки могут таким же образом просить раздела, и тем оным может повод учинится, и немалое в людях помешательство последует…»28
Взвесив все обстоятельства данного дела, Астраханская губернская канцелярия 28 ноября 1758 г. решила передать всех табунных людей с их землями из табуна Биякая Булатаева его внуку Тлесу Абдиеву, который являлся законным наследником своего отца Абдия Биякаева, изъяв их из ведения табунного головы Аллавердыя Мурзаева, как у «постороннего и не той фамилии» человека29.
В XVIII в. юртовская знать стремилась не только полностью контролировать своих подвластных людей и земельные ресурсы, но и при первой возможности предпринимала шаги к расширению своих феодальных владений и увеличению числа подданных. Это не мешало отдельным ее представителям заниматься личным обогащением за счет продажи либо сдачи в аренду посторонним лицам табунных земель, извлекать выгоду от продажи либо от отпуска на волю за выкуп подвластных людей*.
ПРИМЕЧАНИЯ:
1. Рыбушкин М. Записки об Астрахани. – М., 1841. – С. 191.
2. Татищев В. Н. Записки. Письма 1717-1750 гг. – М., 1990. – Т. 14 (Серия «Научное наследство»). – С. 317.
3. Сборник императорского Русского исторического общества. – Юрьев, 1912. – Т. 138. – С. 253-254.
4. Татищев В. Н. Указ. соч. – С. 317-318.
5. Государственный архив Астраханской области (ГААО), ф. 394, оп. 1, д. 2058, л. 55-59 об.
6. Там же, д. 872, л. 221-222 об.
7. Там же, оп. 4, д. 226, л. 23 об.
8. Там же, оп. 1, д. 876, л. 471-472 об.
9. Там же, д. 1152, л. 424-424 об.
10. Там же, д. 1006, л. 136-137.
11. Там же, д. 1152, л. 424-425 об.
12. Саввинский И. Историческая записка об Астраханской епархии за 300 лет ея существования (с 1602 по 1902 год). – Астрахань, 1903. – С. 82-83.
13. ГААО, ф. 394, оп. 1, д. 1999, л. 23 об., 25, 42 об., 67-68 об.
14. Там же, оп. 1 доп., д. 164, л. 128 об.-129.
15. Татищев В. Н. Указ. соч. – С. 317.
16. ГААО, ф. 394, оп. 1, д. 10, л. 155 об.
17. Там же, д. 1907, л. 1, 7.
18. Там же, оп. 1 доп., д. 47, л. 24 об.
19. Там же, л. 46 об.
20. Там же, оп. 1, д. 43, л. 172 об.
21. Татищев В. Н. Указ. соч. – С. 317.
22. ГААО, ф. 394, оп. 1 доп., д. 570, л. 1, 3 об., 4, 8.
23. Там же, оп. 1, д. 1152, л. 373-373 об.
24. Там же, д. 2058, л. 148-148 об.
25. Там же, д. 1907, л. 10.
26. Там же, д. 2058, л. 150 об.
27. Там же, л. 148-149.
28. Там же, л. 151-151 об.
29. Там же, л. 152.
Илья Торопицын, кандидат исторических наук
* Работа выполнена при поддержке Российского гуманитарного научного фонда в рамках проекта проведения научных исследований «Астраханские юртовские татары в орбите внутренней и внешней политике России в XVII–XVIII вв.», проект № 14-01-00054/14.