В некотором царстве, тьфу ты, в демократическом государстве, жила-была одна губерния. Не мала, не велика, вполне себе уютненькая: и тепло, и светло (солнышко 299 дней в году светит), газ под землей запрятался, рыба в реке не совсем перевелась, фрукты-овощи на огородиках у аборигенов неплохо растут.

Править такой губернией и главным губернским городом – одно удовольствие: главное, чтобы не мешал правителям никто. Вот и приписали ко всем должностям своих родных, присных и доверенных-проверенных. А купчишек-предпринимателей данью обложили, но торговать не мешали.

Все бы хорошо, да царство-государство решило провести выборы, да не простые, привычные, а честные. И уж так совпало, что под заявленную честность и градоначальника избирать нужно.

Сказано – сделано. Понавезли из стольного града волшебных тарелочек, кои должны были в самый наиглавнейший центр показывать, как честно голосует народишко.

Но и генерал-губернатор, и нужный ему будущий градоначальник знали, что народец им достался не слишком умный: не всегда он понимал, что тяготы, на которые обрекали их время от времени правители, нужны, чтобы дух народный укреплять да волю закалять, готовить народ на всякий случай к  трудностям да испытаниям. А тут еще и баламут выискался, правда, он и раньше баламутил, но ему прежний градоправитель сотоварищи окорот жесткий давал..

Стал он людишкам простым мысль крамольную внушать, что де воруют, обещают-не исполняют, пора сменить, для начала, градоначальничка, да поставить его, баламута, на место сие. А, народ-то, и рад, не понимает, что смуту сеет баламут.

Уж как ни старались генерал-губернаторские да градоначальничьи шуты, рассказывая правду о баламуте, как ни бились за истину придворные глашатаи, вещая ежедневно о добрых делах градоначальника, но часть народишки все упорней твердила: «Хотим баламута в градправители — и точка!»

И тогда, темной-претемной ночью пришлось прямо перед волшебными тарелочками, вещавшими самым главным кудеснику и правителям, творить свои чудеса: строптивых – вон, слабых – купить-запугать, листочки – в мешки глубокие спрятать и увезти. Мол, утро вечера мудренее.

И наступило утро. Открыл светлые очи будущий правильный градоначальник, и первая новость – правильная демократия победила, стал он настоящим градоправителем. Надел он цепь златую на шею и отправился править. Встретился перво-наперво с шутами придворными, свиту свою им представил, обещаний щедрых нараздавал. И понеслась весть о добром городском правителе по паутине мировой да с фотографиями лика доброго, отеческого и светлого.

Тут бы и успокоиться баламуту. Ан нет! Неймется ему, неразумному. Ходит по городу, по улицам разбитым, по хоромам правительственным, ухоженным, по кабинетам казенным и твердит: «Не так все было, чудодеи все листочки заколдовали, обезгласили народ вольный».

Но палаты каменные и кабинеты казенные и не такие слова слышали, привыкли уже глаза затуманивать, а уши елеем заливать, оберегая себя от всяческих вредных недовольств.

Однако, не унимается баламут. Собрал дружину хоробрую, сели они за столы дубовые и решили отказаться от яств заморских, да и своих родных заодно, от напитков излюбленных. Решили напугать генерал-губернатора с градоначальником своей решимостью смерть принять мученическую.

Насторожились генерал-губернатор с градоначальником: «Это ж скандал-позор нашей губернии: еды-питья вволю, а народишко умирать от голода задумал!»  А что делать, не знают. Уступить баламуту – боязно, вдруг народец подумает, что не о его, неразумного, благе пеклись, когда ночным колдовством промышляли; не уступать – слава по миру пойдет, что не любят свой народишко, голодом морят.

А еще и наиглавнейший кудесник с тарелочек картиночки посмотрел, да и говорит, что видно-видно, как чудеса-то творятся, уж больно незатейливо колдовали.

Тут стали к баламуту на смотрины целые делегации из стольного града прибывать, глашатаи приезжие подзачастили. Свои-то глашатаи умные да воспитанные: тихо сидят, красиво говорят, ничего страшного вокруг не видят. Ну, не падает их взор на баламута.

Делегации тоже не солоно хлебавши уехали: не унимается баламут никак!

Шуты придворные и так, и эдак народец убеждают, что баламут – негодный, что не любит его никто, что есть дела в губернии и поважнее. То про казну ущербную расскажут, то про сирых да убогих, то про огонь летучий, то про ковры-самолеты новые, то про монстров кусачих. Нет, не глохнет молва о баламуте. Все говорит да говорит о нем народец неразумный, все хочет, чтобы слово ему, народишку, дали. Ну, чисто дитя малое.

Шуты же приближенные все кричат-надрываются, все требуют, чтобы отвернулись люди от баламутчика, чтобы перестала носить его мать-сыра земля, ведь страшнее он ворога заморского.

Самый же наиглавнейший правитель сидит в своих палатах каменных, смотрит в тарелочки волшебные да посмеивается: вот, ужо, интересно, как губернатор с градоначальничком еще с баламутом бороться будут, какую новую забаву придумают.

А народец? Да что народец, разве ж можно ему дела важные доверить? Учить еще его и учить демократии царственной надо.
______________________________________________________________________________________
* Сказочка — не моя. Прислали. Все совпадения — случайны.