Волга-Кормилица
Я родилась на берегах великой русской реки Волги. Для многих россиян Волга – красавица-река, величаво несущая свои воды на широких просторах родной страны. А для людей, живущих в самых её низовьях, она – кормилица, спасительница в самые трудные, суровые годы.
Мои прадеды были рыбаками. Говорят, сети их всегда были полны рыбой. Знали места, знали секреты тяжелейшего рыбацкого труда, никогда не брали у реки «лишку» — всегда думали о потомках. Не чурались подставить плечо слабому, всегда делились добычей с больными, сиротами, стариками.
За трудолюбие, бескорыстие, судьба была к ним благосклонна. Жили в добротных рубленых домах, по праздникам пили чай из самовара и фарфоровых чашек кузнецовских заводов под семилинейной лампой с фарфоровым же абажуром.
Во дворах водилась скотина: лошади, коровы, прочая живность. От отца к сыну свято передавали главную семейную ценность – икону святого Николая чудотворца, покровителя всех рыбаков и мореплавателей.
Первая мировая опустошила маленькую Некрасовку, почти все мужчины один за другим ушли воевать. Революция и гражданская война поделили село на два лагеря, коллективизация внесла в умы сельских мужиков неразбериху, привычные устои зашатались, поменялись нравственные ценности. Пришли голодные времена. И только одно осталось неизменным – Волга, её богатства, которыми она щедро делилась с людьми. Люди забыли про хлеб, пироги и каши. Из всех привычных блюд на столах сельчан осталась только рыба. Ею питались, ее везли в город на продажу. Многие семьи спасала в голодные тридцатые годы река-матушка. А потом грянула Великая Отечественная… И снова рыбаки-некрасовцы оставили свои бударки и пошли воевать. За Родину. За детей. За Волгу. В опустевшем краю остались женщины. Многие из них потянулись на заработки на рыбозаводы. В числе их была и моя бабушка, осевшая в Володарском. Как им доставался кусок хлеба, одному богу известно.
Самым страшным было видеть глаза голодных детей. Спасал комбинат. Вернее, рыба. Лучшую продукцию отправляли на фронт. Надо было кормить своих защитников. Но повара комбинатовской столовой ухитрялись можно сказать из отходов такую уху приготовить, что вкус её помнился долго. Столовая кормила не только тех, кто работал на комбинате, но и многих нуждающихся: беженцев, семьи фронтовиков, да мало ли кого спасали женщины-повара от голодной смерти…
На комбинате работал сухарный цех. Здесь готовили рыбные сухари. А еще тут женщины-работницы умудрялись запечь «икряники» — коренным волжанам не надо объяснять что это такое – и тайком принести их после смены домой голодным детям. У проходной рыбокомбината к концу рабочего дня всегда собиралась ребятня и в голодных глазенках теплилась надежда: сейчас мамка выйдет, отойдет в сторонку, достанет из запазухи самое лучшее лакомство на свете – икряник. Для детей военной поры он был слаще нынешнего шоколада…
Были и трагедии. Законы военного времени всегда суровы. И местные старожилы до сих пор помнят женщину, получившую немалый срок за кусочек рыбы, украденный ради голодных детей. Провинившуюся отправили в лагеря, детей – в детский дом. И что с ними стало потом – неизвестно, это были люди пришлые, беженцы…
А еще были другие примеры. Мужества. Упорства. Зима 1942 года выдалась на редкость студеной. Даже в марте шпарили морозы и лед метровый на реке был незыблем. Запасы рыбы на рыбокомбинате им. Володарского заканчивались, а это значило, что ко всем прочим бедам встанет и столовая. Кормить людей будет нечем. Пришла радиограмма, что на рыбзаводе с. Черный Бугор есть несколько центнеров щуки. На планерке у директора было приято решение – пробиваться в Черный Бугор. Собравшиеся понимали – задача практически невозможная, баркасы лед не пробьют.
На помощь мелководному буксировщику выделили два десятка подростков и стариков. Директор Лебедев был немногословен: «Мужики, на вас вся надежда. Будете, в случае необходимости, пробивать пешнями лед».
… Пробились. Ведь позади были голодные глаза женщин и детей…
На третий день баркас «Тула» с четырнадцатью центнерами рыбы прибыл в «порт приписки». А людям, оказавшимся сильнее техники, выдали награды – по нескольку килограммов костей и «башек», оставшихся после разделки рыбы. И ценнее подарка на свете для них не было. Эти килограммы давали надежду на спасение от голодной смерти.
И сколько их было таких суровых и героических трудовых будней, сколько центнеров рыбы было добыто и переработано практически одними женскими руками – не перечесть. Рыба шла на фронт и во многие города России – разоренные, обожженные страшным пламенем войны.
А потом была Победа, вернулись оставшиеся в живых солдаты. Жадные до работы, знающие не понаслышке что такое счастье мирного труда. Работа кипела в их руках. Две-три нормы в смену для многих было обычным делом. Как-то случилось беда – сгорел консервный цех. Деревянное здание – промасленное, просушенное знойным астраханским солнцем вспыхнуло как факел и за час превратилось в тлеющие угли. Его восстановили за месяц и он снова стал выпускать продукцию – консервы из судака, сома, щуки, леща. Волга щедро делилась с людьми своим богатством. Потом появилась знаменитая «Килька в томате» — подарок седого Каспия. И банки эти стали самой демократичной едой на всем пространстве Советского Союза. Они были в рюкзаках геологов и туристов, в солдатских вещмешках и авоськах домохозяек. Их выпускали миллионами условных банок. По итогам соцсоревнования как-то в середине 80-х годов консервный цех рыбокомбината был признан в числе лидеров в ВРПО «Каспрыба». Лучшим слесарем-регулировщиком Каспийского бассейна был признан мой отец – кадровый рабочий рыбокомбината им. Володарского, посвятивший рыбному промыслу всю свою жизнь. Как радовался он, как радовались люди, труд которых был оценен Родиной.
Летят безудержно годы… Меняется жизнь, меняются люди. И только Волга по-прежнему катит свои воды в Каспийское море. И как прежде она дарит свои богатства людям. Только вот всегда ли мы задумываемся о цене этого богатства? Не о той, что выражается в рублях, долларах, евро, а о той, что измеряется чем-то большим, порой человеческой жизнью…
М. Зайцева, «Заря Каспия», 21 июля 2010 г.