3. ТРЕХИЗБИНКАТаково было время! Обстановка в Москве в начале 1919 года сложилась так, что пришлось отложить на время дела охраны природы во всей Республике. Накалялась она и в Астрахани.
Еще в августе восемнадцатого Ленин телеграфировал в Астрахань: «Неужели правда, что в Астрахани уже поговаривают об эвакуации? Если это правда, то надо принять беспощадные меры против трусов и немедленно выделить надежнейших и твердых людей для организации защиты Астрахани и для проведения самой твердой политики борьбы до конца в случае наступления англичан».
Как вы помните, именно в августе в Астрахани вместе с отрядом красноармейцев появился чрезвычайный уполномоченный Совета Труда и Обороны (председателем Совета был Ленин) — Иван Петрович Бабкин. К январю, когда Подъяпольский приехал в Москву, в Астрахани начался продовольственный кризис, свирепствовала эпидемия тифа. Еще в декабре восемнадцатого вокруг Астрахани был создан укрепрайон, его опорными пунктами стали — Гурьев, Эльтон, Черный Яр, Приютное, Яшкуль, Лагань. В январе девятнадцатого в город приехал С. М. Киров. Анализ обстановки показал, что в данный момент была необходима концентрация всей власти в губернии в одних руках, иначе Советской власти было не удержаться.
25 февраля на совместном заседании губкома партии, губисполкома, горисполкома, РВС Каспийско-Кавкаэского фронта, совета профсоюзов и политотдела фронта был создан Временный военно-революционный комитет Астраханского края. В него вошли С. М. Киров, Н. Н. Колесников, И. Я. Семенов, Ю. X. Ферда, Ф. А. Трофимов, Ю. П. Бутягин. Реввоенсовет Каспийско-Кавказской флотилии возглавлял в то время К. А. Механошин. Константин Александрович Механошин, освободившись в октябре 1917 года из Петербургской тюрьмы «Кресты», активно включился в подготовку в северной столице вооруженного восстания, во время которого был ближайшим помощником Н. И. Подвойского. Затем был членом Всероссийской коллегии по формированию и организации Рабоче-Крестьянской Красной Армии. В 1918 году он становится членом Высшего Военного Совета и в феврале 1919 года направляется в Астрахань.
На первом же заседании ВРК Кирову и Бутягину было поручено написать обращение к жителям. Вот строки из него:
«Волею организованных рабочих Астраханской губернии с 25 февраля сего года вся полнота власти в губернии перешла вручи
Временного военно-революционного комитета. Это чрезвычайное мероприятие диктуется тем исключительным положением, которое переживает Каспийско-Кавказский фронт и прифронтовая полоса. Переживаемый момент властно требует от всех сознательных и честных защитников Советской России чрезвычайно напряженных сил, что возможно только при полной централизации управления».
К февралю в городе отсутствовала мука, не было свежей рыбы, мяса. Осложнилось снабжение продовольствием фронта. Нужны были экстренные меры. Иван Бабкин докладывал Ленину: «Все дело продовольствия, снабжения центра беру в свои руки. Пришлось преодолеть неимоверный саботаж, как со стороны администрации холодильников, так и со стороны железной дороги. Пришлось применять вооруженную силу. Реорганизован губпродком и влиты в него новые силы. В рыбном отделе отстранен от работы ряд лиц».
Как вы уже, наверное, заметили, в документах того времени все чаще и чаще звучит фраза: «беру в свои руки» — власть, управление, дело. И руки эти были, как правило, твердые. И меры принимались жесткие. Отстраненные от работы лица предавались суду. На рыбные промыслы отправлялись рабочие из города и уездных центров. Бабкину в этих условиях удалось организовать весеннюю путину 1919 года. Лов шел на 443 национализированных промыслах. Началась добыча соли. Наладилась заготовка скота.
Для борьбы с тифом был создан Временный военно-гражданский медицинский совет. В медицинские учреждения были мобилизованы работники культуры, учителя.
С 10 по 13 марта Астрахань находилась на осадном положении — вспыхнул и был подавлен мятеж.
24 апреля 1919 года из Москвы была отправлена следующая телеграмма: «Астрахань, Механошину… обсудите немедленно: Первое, нельзя ли ускорить взятие Петровска для вывоза нефти из Грозного. Второе: нельзя ли завоевать устье Урала и Гурьева для взятия оттуда нефти. Нужда в нефти отчаянная. Все стремления направьте к быстрейшему получению нефти и телеграфируйте подробно. Ленин».
Механошин ответил: «Ваша телеграмма принята к точному и строгому исполнению».
Уже 30 апреля был захвачен форт Александровский (ныне Шевченко) и туда прибыли Механошин, Киров, Сакс.
26 апреля 1919 года Временный военно-революционный комитет после выполнения своей задачи был расформирован. Характеризуя этот период, М. И. Калинин писал позже следующее: «Были три месяца в жизни астраханского пролетариата, которые оказались решающими для судеб трудового люда всей губернии. Я имею в виду создание и деятельность Астраханского Временного 28 военно-революционного комитета. Он сохранил Советскую власть в Астрахани в кошмарные дни беспощадно разгромив наймитов английского империализма. Под его боевыми знаменами была заложена прочная основа теперь уже одержанных нами побед».
В это трудное время работа по организации заповедника не прекращалась. 7 апреля решением ученой комиссии университета были назначены первые штатные сотрудники заповедника — К. К. Павлинов и И. С. Франгулов. Вот как описывал это событие Франгулов.
«В начале апреля 1919 года Чугунов Н. Л. зашел в Союз Охотников (мы были знакомы по охоте), вызвал меня и рассказал: «В январе 1919 года Хлебникова уговорили сделать доклад на заседании Ученой комиссии о создании заповедника в Астраханской губернии. Доклад и предложенный план были комиссией одобрены. Было решено возбудить ходатайство перед Совнаркомом о разрешении открытия заповедника… Губисполкому даны указания выделить средства в распоряжение Ученой комиссии университета на организацию Астраханского заповедника. Завтра, 11 апреля, Комиссия будет решать вопрос: кому поручить управление делами заповедника и кого принять на работу на должность наблюдателя участков заповедника. Мы (Чугунов и Хлебников) предложили вашу кандидатуру, как охотника, хорошо знающего дельту Волги. Завтра, 11 апреля, к 12 часам дня приходите в университет к профессору Усову С.А.».
На следующий день я пришел в университет. Усов мне сообщил, что управляющим делами заповедника назначен Павлинов Константин Константинович и наблюдателем заповедника утвержден я (Франгулов Иван Степанович). Заповедник будет в ведении Ученой комиссии университета. Управление Астраханского государственного заповедника поместилось в г. Астрахани по улице Армяно-Петропавловской (теперь Зои Космодемьянской) в доме, бывшем Китаева Г. 3. Там же квартировал Павлинов К. К… Нужно было начинать с отвода участков. Университет водным транспортом не располагал. Благодаря помощи Н. Л. Чугуновой, Волго-Каспийское управление рыбных и тюленьих промыслов, находящееся в г. Астрахани, приказало рыбнадзору выделить в распоряжение Ученой комиссии университета один паровой с мелкой осадкой баркас «Уйдина» для поездок по выделению участков заповедника. Была назначена комиссия в составе четырех человек: двух представителей губземотдела — агронома Константинова Семена Ивановича и землемера — землеустроителя Фролова Василия Степановича и от заповедника — управделами Павлинова Константина Константиновича и наблюдателя Франгулова Ивана Степановича».
30 апреля комиссия рассмотрела доклад Павлинова, в котором он сообщал: «26 и 27 апреля мною, совместно с наблюдателем
И. С. Франгуловым было проведено обследование местности, расположенной вниз от с. Тузуклея по р. Трехизбинке, для выбора места для зверового, птичьего и рыбного заповедника. Несмотря на неблагоприятные условия — низкую воду — удалось обследовать местность вдоль ерика Вязовки и култук Калмыцкий, причем как из моих личных наблюдений, так и из опроса местных жителей, и, главным образом, благодаря многолетним наблюдениям И. С. Франгулова, выяснилось, что эта часть дельты Волги, от р. Трехизбинки до Сухого Рычана, является главным пунктом гнездования гуся, почему было бы весьма желательно отвести ее под заповедник…… Далее шло описание границ заповедного участка.
Меня долгое время занимала фраза о многолетних наблюдениях Франгулова, сказанная Павлиновым в докладе. То, что в районе Трехизбинки находился до революции хутор купца Губина, у которого В. А. Хлебников служил с 1913 года, я уже знал. Владимир Алексеевич часто ездил туда на охоту и многие экспонаты его орнитологической коллекции добыты именно там. Но какие многолетние наблюдения проводил там Франгулов? Ответ на мой вопрос нашелся недавно. Дочь Франгулова — Елена Ивановна рассказала мне, что Иван Степанович был в родственных и дружеских отношениях с Губиным и часто выезжал с ними на охоту в их владения. Очевидно, что в этих поездах принимал участие и Хлебников. Вот поэтому Франгулов знал очень хорошо Трехизбин-ку и был назначен туда наблюдателем.
«Что касается рыбы, — писал в своем докладе Павлинов, — то по р. Трехизбинке есть ямы, в настоящее время, правда, совершенно опустошенные, но при условии запрета и надзора могущие снова сделаться местами скопления рыбы». Затем он подчеркнул, что «кроме своих крупных достоинств» — мест скопления гуся и кабана — Треизбинский участок важен и в том отношении, что имеет готовую базу для наблюдателей. Это — хутор Губина, на котором раньше была молочная ферма, птичник и фазанник, дом с двумя квартирами и складом, караулка, баня, конюшня, сараи.
«Я полагал бы, — констатировал Павлинов, — что хутор мог быть использован университетом:
1) под квартиру для наблюдателя за заповедником, двух объездчиков и команды баркаса;
2) под кролятник и голубятник для Института сравнительной анатомии университета;
3) под фазанник и кабанник;
4) вообще как биологическая станция;
5) как метеорологическая станция».
Для охраны заповедника Павлинов предлагал создать штат из четырех объездчиков, из которых двое должны жить на хуторе Губина при наблюдателе, а двое других — на промысле Яблонском.
Таким составом можно было бы «окарауливать» наиболее важные участки территории. Для работы охраны необходимы были две бударки и два куласа, а при квартире наблюдателя—баркас. Для вооружения охраны лучше всего подошли бы винтовки, а наблюдателям кроме винтовок необходимы дробовые охотничьи ружья для добычи коллекционного материала.
Доклад этот составлен 29 апреля 1919 года. К нему приложен выполненный от руки план всего участка, хутора Губина со всеми постройками и смета расходов на май месяц. Всего — на 6850 руб.
Из них — жалование наблюдателя — 1000 рублей, объездчикам — по 800, машинисту баркаса — 970, командиру баркаса — почему-то меньше — 920 рублей. На содержание баркаса в месяц планировалось расходовать 1060 рублей, в том числе на керосин, мазут, четыре пачки спичек, куль углей и пуд сетных опорок. На отопление квартир в месяц — тысячу снопов камыша (тростника) на сумму 700 руб.
Вот такая смета.
Приняв решение по докладу, комиссия обратилась в губземотдел с просьбой об отводе указанной территории под заповедник. 3 мая коллегия губземотдела рассмотрела это ходатайство и постановила поручить «обследование на месте» особой комиссии, составленной из представителей университета, губземотдела, сельскохозяйственного подотдела. Возглавить комиссию было предписано помощнику заведующего подотделом землеустройства товарищу Красникову. Выезд назначен на 10 мая. Губземотдел запросил у начальника охраны рейда Астраханского порта пропуск для баркаса «Буря» на проезд «из г. Астрахани по Трехизбинке, Болде, Рыче и Бушме до Зеленги».
Обследование территории продлилось три дня и 12 мая был составлен протокол, интересный кроме прочего тем, что в его утверждении принимало участие и местное население — представители Зеленпшской и Сахминской волостей. Обе волости, интересы жителей которых затрагивало образование заповедного участка, приняли на себя следующие обязательства:
«а) не охотиться в описаннном участке и содействовать надзору в охране дичи и кабана от истребления: б) не выжигать камышей на этом участке; в) камыши на топливо брать по возможности в одном месте, не производя кошения по всему участку; т) сенокошение производить уведомляя предварительно администрацию заповедника; д) всеми мерами препятствовать истреблению гнезд и подлини; е) в отношении рыболовства, главного промысла местного населения, соглашения не достигнуто и вопрос надлежит разрешить совместно с областным рыбным управлением; ж) возвод новых построек в существующих поселениях ведению администрации заповедника не подлежит, образование же новых поселений должно производиться с разрешения управления заповедника…».
Вот такой документ, содержащий первый проект режима охраны первого советского заповедника, был принят на основе народной демократии. Можно представить себе, какой силой должна была обладать аргументация комиссии, от заповедника в которую входили те же Павлинов и Франгулов, чтобы убедить население сел взять на себя такие обязательства.
Но как показало время, решение это таило в себе немало подводных камней, о которые чуть не разбилось новое начинание.
1 июня состоялось заседание коллегии губземотдела, на которое были приглашены и представители областного управления рыбными промыслами. 2 июня 1919 года коллегия землеустроительного подотдела приняла решение, закрепившее описанный выше режим охраны, и постановила: «…предоставить Астраханскому Государственному заповеднику под устройство заповедника участок приморской береговой полосы от Белинского банка до р. Трех-нзбинки и к северу на землях Килинчинского общества до ерика Чилимного, Яблонки, Кульпинки и Вязовки, оставив эти участки в пользовании Зеленгинского, Сахминского, Тишковского и др. обществ при соблюдении условий, изложенных в протоколе от 12 мая 1919 года, охрану же их передать в ведение управления заповедника, а также передать заповеднику хутор б. Губина со всеми находящимися постройками».
Это первый законодательный акт Советской власти, констатирующий факт создания первой в стране заповедной территории, определяющий режим ее охраны. Это решение органов Советской власти в Астрахани намного опередило появление законодательных природохранных актов центрального правительства.
Ход событий в апреле — мае 1919 года изложен мною здесь по документам, хранящимся в Астраханском областном архиве. Теперь же я хочу отвлечься ненадолго от архивных документов и показать, как эти же события виделись их непосредственному участнику — И. С. Франгулову.
В воспоминаниях он пишет, что уже тогда по плану Хлебникова намечались и обследовались все три участка заповедника: «Первым был выделен Трехизбинский участок, вторым Дамчикский и последним Обжоровский. О всех трех участках были составлены акты за подписями четырех членов комиссии. Благодаря быстроходности и мелкой осадке баркаса «Ундина», вся работа по выделению участков была закончена в первой половине мая 1919 года… Хлебников предложил первым осваивать Трехизбинский участок: там на повороте реки Трехизбинкн находился брошенный владельцем-лесопромышленником Губиным хутор, с двумя добротными деревянными домами и большой вольерой фазанника. Ко времени пере-32 дачи хутора один из домов был увезен в село Тузуклей. На месте остался один трехвартирный дом и вольера. Никакого инвентаря там не осталось, все было расхищено. Территория хутора занимала около 150 гектаров зарослей камыша с небольшими полянками хороших сенокосных участков. В камыши прилетали фазаны, обитавшие в изобилии по зарослям камышей воль ерика и в култуках. На приморской границе участка находился Бибиков бугор, служивший местом отдохновения гусей, казары и другой водоплавающей птицы…».
Недалеко от хутора Губина жил в своей избушке некто Рушевский. Он поступил в заповедник объездчиком. Для охраны он использовал собственную «семиаршинную» бударку — это и был на первых порах весь флот заповедника. Все моторные баркасы, находившиеся в то время в Астрахани, были национализированы и сконцентрированы в гражданском порту у его начальника — Чапколенко. Павлинов и Франгулов решили воспользоваться моментом, заручившись письмом с подписью Усова и просьбой выделить заповеднику один моторный баркас.
«Получив этот документ, — вспоминает Франгулов, — я пошел к тов. Чапколенко, резиденция которого находилась на 5-й пристани набережной реки Волги. Чапколенко очень внимательно прочел поданное м>ною письмо Усова и попросил меня вкратце рассказать: что это за заповедник и где он? Я рассказал. «Что ты будешь делать на трех участках с одним баркасом? Бери два. Я отпущу при условии взять их немедленно и увести с нашей пристани: сегодня вечером ко мне придут рыбники и весь мелкий флот они заберут». Вот был ответ командира порта. Вместе с ним выбрали мы два моторных баркаса: 1) в железном корпусе с четырехсильным мотором системы «болиндер» со съемной каютой на три человека… под названием «Саша»; 2) в деревянном корпусе с 6-сильным двигателем «болиндер», со съемной каютой на 5 человек… с названием «Витя».
Чапколенко сказал Франгулову, что оба баркаса в полной исправности сдал ему сын переплетчика Кузьмина. Он посоветовал также взять этого человека командиром на баркас.
«Баркасы были полными топлива, — пишет дальше Франгулов, — но я был один, времени до вечера оставалось мало. Получив от Чапколенко… шест и кусок сторожка (мочальной веревки), связав баркасы один за другим, я шестом погнал их по течению Волги в Кутум. Там привязал их за сваю бывшего Коммерческого моста и пошел в университет попросить у комендата — тов. Иван-шина в помощь мне подежурить на баркасах одного человека и замок, чтобы цепью приковать «Сашу» и «Витю»…».
Затем по предложению Франгулова командиром на один баркас был нанят рекомендованный Чапколенко Кузьмин. И руководимый им «Саша» был закреплен за Трехизбинским участком. На «Вите» же сам Франгулов, заменяя, командира, ездил по другим участкам.
Позволю себе еще одну большую цитату из воспоминаний Франгулова.
«Скудность средств не позволила нанять необходимое количество людей для охраны всех участков заповедника. Лучше всего было на Трехизбинском. Там было пять охранников на пограничных протоках: два проживали на хуторе, один ниже по течению Трехиз-бинки в ауле 2-й Грушевой, один в поселке на протоке Яблонка и один в селе Тузуклей на речке Болдушка. В Дамчике был один охранник в селе Полдневое и в Обжорове один, проживающий в ауле «Телендеевка—ныне село Калинине. Самое большое внимание оказывалось охране Трехизбинского участка, где по сравнению с другими, залегало на линьку много водоплавающей птицы, имелись гнездовья гуся, колпика и в большом количестве утки; много было кабаньих семейств и одинца-кабана. Большое количество рыбы весной для нереста наполняло ерики и полой участка. Со стороны моря к устьям ериков весной в пространство между заповедником и селом Тишково заходило много красной рыбы, главным образом, севрюги. Здесь она становилась добычей браконьеров… Появление охранников заповедника со стороны верховья проток заставило почти всех проживающих в камышах браконьеров из приморских сел покинуть участок заповедника. Рыболовный надзор почти полностью отсутствовал, ямы повсеместно были обловлены рыбаками и дезертирами из царской армии (один из култуков здесь до сих пор носит название Дезертирного Ю. Ч.). Появилось много заготовителей рыбы, которые подстрекали ловцов обтягивать неводами места скопления рыбы, говоря, что теперь свобода дана для того, чтобы ловцы ловили там, где им удобно.
Осенью 1918 и весной 1919 года Астрахань с ее уездами переживала голодовку из-за отсутствия хлеба… Желающих работать в охране находилось мало, т. к. хлебный паек регулярно выдавался только в городе. Заповеднику приходилось получать для своих охранников муку и развозить ее по участкам.
Со стороны морской границы заповедника с середины лета 1919 г. охрана становилась временно невозможной: на горизонте появлялись белоказачьи суда. Не смея подойти ближе, казаки со своих судов поднимали внезапно стрельбу из пулеметов.
К осени 1919 года по приморским селам стали появляться заболевания тифом. В конце сентября 1919 года сотрудники охраны, в том числе и я по распоряжению ученой комиссии университета должны были заняться заготовкой сена для университетского транспорта, т. к. кормов для лошадей не хватало. Выпросив в Тузуклейском сельсовете две сенокосилки и грабли, мы заготовили около десяти тысяч снопов сена. Знание казахского языка помогло мне уговорить в сельсоветах аулов Верхней и Нижней Грушевки уступить на время бесплатно две небольших, вернувшихся с морского лова, рыбницы, на которые все накошенное сено было погружено и под буксиром «Саша» и «Вити» доставлено в Астрахань в конце октября. Наступал ноябрь 1919 года, белые войска повели наступление на Астраханскую губернию. 10 ноября я получил повестку военкомата явиться в моботдел, т. к. я был рядовым запаса. Получив отпуск на три дня из военкомата, я по указанию Павлинова сдал все числящееся за мной имущество нанятому вместо меня гр. Татарникову, взял расчет и приказом моботдела был направлен в распоряжение штаба Армейского депо XI армии».
К рассказу о дальнейшей судьбе Франгулова мы еще вернемся. А сейчас — о военном положении на Нижней Волге.
В начале 1919 года главнокомандующим Вооруженными силами Юга России стал А. И. Деникин. Весною войска, руководимые бароном Врангелем, начали наступление на Царицын. Несмотря на то, что руководство белой армии боялось выступления против них горцев Северного Кавказа, на Царицынский фронт были переброшены лучшие кубанские части. Условия этого наступления были тяжелыми, край был опустошен, транспортные магистрали и мосты — разрушены. Войска были плохо обеспечены и перешли практически на «самоснабжение». Деникин писал по этому поводу (впрочем, оговариваясь, что большие и малые грехи бросали довольно густую тень на светлый лик освободительного движения):
«Военная добыча стала для некоторых снизу одним из двигателей, для других сверху — одним из демагогических способов привести в движение иногда инертную, колеблющуюся массу.
О войсках, сформированных из горцев Кавказа, не хочется и говорить. Десятки лет культурной работы нужны еще для того, чтобы изменить их бытовые навыки… Если для регулярных частей погоня за добычей была явлением благоприобретенным, то для казачьих войск — исторической традицией, восходящей ко времени Дикого поля и Запорожья, прошедшей красной нитью через последующую историю войн и модернизированной временем в формах, но не в духе. Знаменательно, что в самом начале противобольшевистской борьбы представители юго-восточного союза казачьих войск в числе условий помощи, предложенной Временному правительству, включали и оставление за казаками всей «военной добычи», которая будет взята в предстоящей междоусобной борьбе…».
Врангель торопился и, атаковав в конце мая Царицын, потерпел неудачу. К началу июня были восстановлены транспортные магистрали, починены мосты, подтянуты бронепоезда и танки, авиационные средства и свежие войска. И Царицын пал.
20 июня, уже находясь в Царицыне, Деникин отдал следующую директиву:
«…Имея конечной целью захват сердца России — Москвы, приказываю:
1. Генералу Врангелю выйти на фронт Саратов—Ртищево—Балашов, сменить на этих направлениях донские части и продолжать наступление на Пензу, Рузаевку, Арзамас и далее — Нижний Новгород, Владимир, Москву.
Теперь же направить отряды для связи с уральской армией и для очищения нижнего плеса Волги.
2. Генералу Спиридонову правым крылом, до выхода войск генерала Врангеля, продолжать выполнение прежней задачи по выходу на фронт Камышин—Балашов. Остальным частям развивать удар на Москву…
3. Генералу Май-Маевскому наступать на Москву в направлении Курск, Орел, Тула. Для обеспечения с запада выдвинуться на линию Днепра и Десны, заняв Киев и прочие переправы на участке Екатеринослав—Брянск.
4. Генералу Добровольскому выйти на Днепр от Александровска до устья, имея в виду в дальнейшем занятие Херсона и Николаева…
5. …Черноморскому флоту содействовать выполнению боевых задач… и блокировать порт Одессу».
Деникин считал, что его оптимизм, выраженный в этой директиве, покоился на реальной почве — «никогда еще до тех пор советская власть не была в более тяжелом положении и не испытывала большой тревоги».
В июне этого года Деникин объявил о своем подчинении «Верховному главнокомандующему» адмиралу Колчаку и после захвата Царицына в соответствии с процитированной выше директивой перебросил на левый берег Волги дивизии Мамонтова для установления связи с уральской армией Колчака и «очищения нижнего плеса Волги», то есть Астраханской губернии. В этот же период начались интриги Врангеля против Деникина с целью дискредитации последнего как главнокомандующего Вооруженных сил Юга России. Как писал Деникин, Врангель в это время обвинял ставку главнокомандующего в приостановке предложенной им астраханской операции, в результате которой он рассчитывал овладеть водным транспортом. В середине июля Врангель перебросил на левый берег Волги кубанскую дивизию генерала Говорущенко, рассчитывая соединиться с Колчаком, войска которого находились в районе Эльтона. Но Колчак начал отступление к Челябинску, а Красная Армия, сосредоточив здесь пятидесятитысячное войско, двинулось по правому берегу Волги на Камышин. Белые сдали Камышин и отступили к Царицыну.
1 августа части Красной Армии под командованием Клюева при поддержке конницы Буденного и Волжской флотилии, имевшей около 20 вооруженных судов, продолжили наступление и 23 августа подошли к Царицыну.
Деникин писал в своих мемуарах: «В этот день началось решительное сражение, в котором, атакуя с севера и с Нижней Волги от Черного Яра, противник прорвал уже было укрепленную позицию и доходил до орудийного завода. Но введением в бой последних резервов и атаками кубанской конницы генерал Врангель нанес противнику жестокий удар, отбросив его в обоих направлениях. Атаки Клюева, повторенные в последующие дни, становились все слабее и постепенно замерли».
В сентябре Клюев еще раз атаковал Царицын, но был отброшен на север. Тем временем деникинские армии успешно наступали на Украине. В начале августа были захвачены Херсон и Николаев. 10 августа при поддержке английского флота войска Деникина вошли в Одессу, а 17 августа заняли Киев.
После этого «главное ядро» Добровольческой армии двинулось на Москву. 7 сентября был взят Курск, 17-го — Воронеж, 30 сентября — Орел.
Вновь процитирую Деникина: «В начале октября Вооруженные силы Юга России занимали фронт параллельно нижнему плесу Волги до Царицына и далее по линии (примерно) Воронеж — Орел—Чернигов—Киев—Одесса. Этот фронт прикрывал освобожденный от советской власти район, заключивший 16—18 губерний ы областей, пространством 810 тысяч квадратных верст, с населением 42 миллиона».
Состав Вооруженных сил Юга России с мая по октябрь 1919 года возрос с 64 до 150 тысяч человек. Из них 20 тысяч находились на Черноморском побережье — противостоя Грузии, и в Терско-Дагестанской области — противостоя горцам Северного Кавказа, Азербайджану и Астрахани.
Это время было критическим для России и по мнению советского правительства. Орган ВСНХ — «Экономическая жизнь» — писала осенью 1919 года об этом (тоже с достаточным оптимизмом) так: «Как это ни тяжело, но в настоящее время необходимо отказаться от дальнейшего продвижения в Сибири, а все силы и средства мобилизовать для того, чтобы защитить само существование Советской республики от деникинской армии…».
Вот на таком историческом фоне развертывались события по созданию первого заповедного участка — Трехизбинки.
Предыдущие части смотрите по тегу Юрий Чуйков