Пожалуйста, помогите порталу!
Благодаря моему древнему френду steissd я узнал кое что нового об участии Бориса Михайловича Кустодиева в сотворении картины Ильи Ефимовича Репина «Торжественное заседание Государственного Совета 7 мая 1901 года в день столетнего юбилея со дня его учреждения»
Итак, сама картина (кликабельно).
Как создавался шедевр
Е. Петров (Санкт-Петербург)
«Наука и жизнь», №1, 2004 год
В Государственном Русском музее в Санкт-Петербурге экспонируется одно из самых монументальных творений И. Е. Репина — знаменитая картина «Торжественное заседание Государственного Совета 7 мая 1901 года в день столетнего юбилея со дня его учреждения». Для картины и всех сопутствующих ей этюдов создан специальный зал с верхним освещением. Государственный Совет — законосовещательный орган — был учрежден 30 марта 1801 года, вскоре после восшествия на престол императора Александра I. До 1885 года Совет заседал в Зимнем дворце, а с 1885 года — в Ротонде Мариинского дворца, где и написана картина Репина. Из Мариинского дворца после 1917 года это огромное полотно (400 х 877 см) было передано в Музей революции, а в 1938 году прочно заняло свое место в Русском музее. Москвичи смогли увидеть картину И. Репина в 2002 году. Она прибыла в специальном климатическом фургоне и экспонировалась в Георгиевском зале Кремля, а затем в Выставочном зале федеральных государственных архивов. Предложение запечатлеть юбилейное заседание Государственного совета Репин получил в апреле 1901 года. Переговоры вел вице-президент Академии художеств Иван Толстой. Конечно, не от него зависело приглашение художника: граф выполнял поручение министра императорского двора, согласованное с монархом. Репин согласился. Увлекла масштабность замысла, родившегося в чиновничьих головах. Понимают ли правительственные бюрократы, что подобного группового портрета — по количеству персонажей — более 80 — не найти, пожалуй, во всей мировой живописи? Как раз это и подзадоривало. Вступить в состязание с титанами прошлых веков, доказать, что и мы не лыком шиты, — как тут не загореться?! Однако мастер поставил условия. Главное — привлечь помощников. Труд предстоит огромный, требующий помимо прочего отменного здоровья. А у него болит от переутомления правая рука. Приходится подвязывать ее лентой через плечо и под локоть, но перевязь сковывает движения, и все равно больно. Когда совсем невмоготу, он пробует писать левой, но у левой нет необходимой уверенности и навыка… Словом, без помощников не обойтись. И тут нет ничего необычного, многие так делали. Рембрандт, например, или Рубенс. Подмастерья писали второстепенные части картины. Затем мастер создавал основное и проходил по всему холсту своей кистью, придавал изображению единство и неповторимый почерк. Да и сроки диктуют такой выход. Трое справятся с делом быстрее, чем один.
На том и договорились. Профессор выбрал в помощники лучших питомцев своей академической мастерской. Иван Семенович Куликов (1875-1941) участвовал в работе над портретом великого князя Михаила Николаевича, писал фон и детали костюма. Борис Михайлович Кустодиев (1878-1927) обещал стать гордостью русской культуры. «На Кустодиева я возлагаю большие надежды, — говорил И. Е. Репин. — Он художник даровитый, любящий искусство, вдумчивый, серьезный, внимательно изучающий природу. Отличительные черты его дарования: самостоятельность, оригинальность и глубоко продуманная национальность; они служат залогом крепкого и прочного его успеха».
Конечно, Репин мог пригласить зрелых живописцев, и любой счел бы это за честь. Но для стилистического единства будущей картины требовались художники именно репинской школы, усвоившие его изобразительную систему. Оба ученика этому требованию вполне соответствовали, а зрелость — дело наживное.
«Творческая бригада» начала работу за несколько дней до торжества. Первым этапом стали этюды интерьера. Ротонду каждый писал по отдельности, потом сравнивали написанное, исправляли и дополняли друг друга. В день юбилея на холсте уже была изображена вся обстановка. Оставалось запечатлеть фигуры людей в момент чтения императорского рескрипта. Мастер — в непривычной одежде, черном фраке и бабочке, — был бледен и взволнован. Чтобы успеть, нужно работать с молниеносной быстротой и абсолютной точностью. Правда, наготове помощники с карандашами и большими листами бумаги на мольбертах. Кроме того, они принесли тяжелый громоздкий фотоаппарат, установили его на треноге. Предварительно получив подробную консультацию у академического фотографа, Илья Ефимович в тот день сделал свой первый снимок. Он получился хорошим и послужил потом вспомогательным материалом.
Репина волновало и другое: сцена выходила чересчур статичной. Как преодолеть застылость, придать собранию сановников хоть какую-то динамику? Нужно объединить с кульминационным моментом события предыдущие, более живые: раздачу памятных медалей. Такое решение потребовало добавления на холсте к членам Государственного Совета статс-секретарей государственной канцелярии. Число персонажей картины выросло до восьмидесяти одного! Задача усложнилась. Зато композиция сильно выиграла.
Заседание продолжалось недолго. Минуты летели наперегонки. 57-летний профессор, превозмогая боль в руке, самозабвенно работал. И когда преисполненные величия члены императорской фамилии и царедворцы поднялись с мест, чтобы проследовать в дворцовую церковь на благодарственный молебен, эскиз размером 40,5х88,5 см был готов!
Репин остался доволен. Ученики смотрели на него восхищенно. Однако мастера по-прежнему занимала проблема композиции: даже при соединении двух эпизодов не исчезало ощущение монотонности. Картина разваливалась. Нужны были акценты на переднем плане. Чтобы уравновесить и оживить композицию из десятков сидящих фигур, Репин предложил слева изобразить во весь рост графа Бобринского (статс-секретарь Государственного Совета, а справа — служащего канцелярии (помощник статс-секретаря князь Д. П. Голицын-Муравлин). В центре стоял государственный секретарь Плеве, читающий высочайший указ. Если три стоящие фигуры мысленно соединить, образуется треугольник, который дает ощущение пространства. Это прекрасно выявило перспективу. И еще существенную деталь внес Репин: решил, что служащий с перьями в руках (помощник статс-секретаря В. А. Лыщинский) должен идти через зал по диагонали. Это внесло легкое неуловимое движение во всю картину.
Репин написал второй, уточненный эскиз. По условиям договора требовалось высочайшее одобрение. Увидев холст, придворные пришли в ужас: грубейшее нарушение этикета! Произвольно искажен ход церемонии! Мыслимое ли дело — Лыщинский гуляет по залу, когда должен замереть и весь обратиться в слух; сенатор Иващенков сидит спиной к государю; генерал Игнатьев отвернулся от императора; помощник статс-секретаря барон Дистерло отвлекает посторонним разговором академика Семенова… Да и другие участники торжественного заседания в трактовке господина живописца ведут себя непозволительно! вызывающе! это скандал! что скажет его величество?!
Николай II согласился с замыслом живописца. Как-никак царь получил блестящее образование, свободно владел четырьмя языками, постоянно находился в окружении художественных шедевров и не мог не испытывать их воздействия. Многие Романовы обладали верным вкусом, не был его лишен и последний российский самодержец.
После утверждения эскиза Репин два месяца приходил в Мариинский дворец, усаживался на облюбованное место и рисовал общие планы, фигуры, лица… Заполнил два альбома. Кроме того, получил специально для него составленный список членов Государственного Совета с необходимыми сведениями: в каком чине, в каком мундире, какими орденами награжден… На этом списке и в альбомах живописец делал пометки, помогающие уловить характер и внешность человека: Константин Победоносцев — «совсем сова»; граф Алексей Игнатьев — «гастроном, глаза хитрые, умные»; бывший начальник Главного тюремного управления Михаил Галкин-Враской — «сперва баки, затем уж лицо»…
В конце июля автомобиль доставил в Мариинский дворец гигантский рулон. Опытные академические служители сноровисто раскатали холст в Квадратном зале, натянули на подрамник, установили вдоль стены. Дворцовая прислуга обеспечила живописцев стремянками. Подмастерья загрунтовали полотно и принялись чертить перспективу Ротонды с уходящими ввысь колоннами, двумя концентрическими кругами столов и кресел. Борис Кустодиев жаловался в письме невесте Юлии Прошинской: «Работа скучная и кропотливая — все линейки да циркуль, да угольник. Холст такой громадный, что чувствуешь себя перед ним совсем маленьким. Репин по обыкновению заставил переделывать почти все снова, что было уже нарисовано, и будет ли доволен теперь — не знаю».
Все же за лето подготовительную работу одолели. Написали и верхнюю часть картины. Осенью сановники вернулись из отпуска, возобновились заседания Государственного Совета. Наступила пора портретных этюдов. Их, как и всю площадь картины, поделили: Куликов пишет левую часть, Кустодиев — правую, Репин — центральную. Нередко все трое писали одного и того же «государственного натурщика», как посмеивались между собой ученики. Потом сравнивали, анализировали, у кого что получилось. Окончательное слово, разумеется, принадлежало профессору. Чаще он отбирал для картины собственную работу. Молодые не обижались, понимали: до Репина им далеко. Хотя и у них случались удачи, появлялись счастливые поводы слышать слова одобрения. Это была прекрасная школа. По письмам Кустодиева чувствуется, как изменилось его настроение: «Самая картина только началась, и начинается интерес к ней, и работаем мы с удовольствием»; «Над ней работы много и работы интересной… есть чему поучиться».
При написании портретов Илья Ефимович категорически отказался пользоваться фотографиями: только с натуры! Исключение сделал для императора и председателя Совета, и то лишь потому, что писал их раньше, мог воспользоваться готовыми портретами и заготовками к ним. Неукоснительно выполнялось и другое требование: позировать не где-нибудь, а в Ротонде, на обычном месте каждого сановника или там, куда его пересадил автор в соответствии с композицией картины. И никто не вздумал возразить. Их сиятельства и высокопревосходительства в парадных мундирах, со всеми регалиями в назначенный день и час аккуратно приезжали в Мариинский дворец, послушно принимали указанную позу и терпеливо ее сохраняли, сколько требовалось. Не сетовали даже те, кому выпало присутствовать на картине только спиной или затылком. Что поделаешь, такова высочайшая воля…
Иногда Репин назначал сеансы не одному, а сразу двоим или троим членам Совета, соседям по Ротонде. Это было важно для точности цветовых соотношений, для выбора более естественных и разнообразных поз. «Занят главным образом большой картиной, — сообщил Илья Ефимович в письме своему знакомому А. В. Жиркевичу 7 октября. — К ней постоянно делаю этюды с натуры, все с важнейших наших чиновников. Спасибо, на этот раз многие из них очень любезны, охотно приезжают позировать в зал Государственного совета, во всем параде. Такой блеск… Помощники мои, Кустодиев и Куликов, молодцы, увлекаются картиной так же, как и я, — делают хорошие этюды. Но скоро настанет тьма, придется забастовать работой — зал очень темный». Репин досадовал, что из-за осенних сумерек дело затягивается, хотя мог работать кистью не более трех часов в день. Правая рука почти не действовала. Писал в основном левой. Палитру, специально изготовленную по его чертежу, подвешивал на ремне к поясу. Молодые подмастерья (в 1901-м Куликову было 26, Кустодиев у — 23 года) трудились под наблюдением мастера дольше: «Время провожу довольно однообразно. К 10 часам иду в Совет, и там до 4-х работаем» (Б. М. Кустодиев).
Увлеченность и упорство давали плоды. К лету 1902 года огромный групповой портрет уже был близок к завершению. По крайней мере, так казалось Борису Кустодиеву. «Недели через две такой усиленной работы, как сегодня, мы кончим картину…», — спешил он обрадовать невесту. Однако ученик, хорошо зная наставника, все же недооценил его требовательности к себе и к помощникам, бескомпромиссного стремления к совершенству. Еще и в следующем году все трое писали портретные этюды. Некоторых членов Государственного совета просили позировать вторично.
Эти работы Репин рассматривал как подготовительный материал. По существу же многие из них являются законченными и вполне самостоятельными произведениями. Они обладают всеми достоинствами творчества крупнейшего русского портретиста той эпохи. Искусствоведы отмечают уверенную лепку объема, безукоризненную точность мазка, богатый и гармоничный колорит, мастерскую передачу фактуры одежды и окружающей обстановки, тщательную проработку и умелое выделение светом самых выразительных деталей — лиц и рук.
Наконец все портреты написаны и перенесены в общую композицию. Репин в последний раз прошел своей рукой по картине снизу доверху и слева направо. Вспоминая об этой работе, он в январе 1917 года писал Леониду Андрееву: «Правая рука на перевязи — так я левой… Но ведь я левой рукой написал весь «Государственный совет»…» Тем самым Илья Ефимович подчеркнул свое единоличное авторство и имел на это полное право: не умаляя роли его помощников, специалисты признают картину созданием именно репинского таланта и мастерства. Групповой портрет, созданный Репиным, стал ценнейшим историческим памятником своего времени.
4 января 1904 года двери Мариинского дворца открылись для всех желающих. Публика получила возможность в течение нескольких дней увидеть и оценить «Торжественное заседание Государственного Совета 7 мая 1901 года в день столетнего юбилея со дня его учреждения». Квадратный зал, где стояло взятое в раму полотно — одно из самых больших в русской живописи, стал местом паломничества. О картине писали и говорили как о выдающемся явлении художественной и общественной жизни.
Эта картина стала последним великим произведением необычайно плодовитого художника, самоотверженная преданность которого искусству привела к неизлечимой болезни: перетруженная рука стала сохнуть. Наступил упадок жизненных и творческих сил, последний период славной биографии, отмеченный лишь редкими удачами. Это и последняя работа, выполненная в Петербурге. Закончив ее, Илья Ефимович окончательно переселился в свою усадьбу «Пенаты» в дачном поселке Куоккала (ныне Репино) на Карельском перешейке, бывая в столице лишь наездами (см. «Наука и жизнь» № 2, 2002 г.).Детальное описание иллюстраций:
Парадный портрет Николая II И. Е. Репин писал с натуры в 1895 году. Император изображен в форме полковника первой батареи гвардейской конной артиллерии. Грудь его украшает лента ордена Андрея Первозванного. На фоне этого портрета Николай II представлен на картине ‘Торжественное заседание Государственного Совета’. До 1917 года портрет находился в Мариинском дворце, а затем был кем-то вырезан из рамы и исчез. В 1995 году картина поступила в аукционный дом ‘Альфа-Арт’. Экспертиза, проведенная сотрудниками Государственной Третьяковской галереи, подтвердила авторство И. Е. Репина. Компания АК ‘Алроса’ приобрела портрет и подарила его Государственному Эрмитажу.
Илья Ефимович Репин (1844-1930).
И. Е. Репин. Эскиз картины ‘Торжественное заседание Государственного Совета’. 1901 год.
Обер-прокурор Святейшего Синода К. П. Победоносцев (1827-1907). ‘Отдельные портретные этюды принадлежат к лучшему, что сделано Репиным, по силе выразительности и чисто живописному размаху’ (И. Э. Грабарь).
Главнокомандующий войсками гвардии, президент Академии художеств великий князь Владимир Александрович (1847-1909).
Сенатор А. П. Иващенков (1842-1906).
Министр финансов С. Ю. Витте (1849-1915).
Обер-гофмейстер князь М. С. Волконский (1832-1907).
Генерал от инфантерии Н. Н. Обручев (1830-1904).
Министр иностранных дел граф В. Н. Ламздорф (1844-1907).
Председатель Государственного Совета великий князь Михаил Николаевич (1832-1909).
Подписка И. Е. Репина о передаче прав на картину 23 января 1904 года: ‘…право художественной собственности… уступаю правительству в лице Государственного Совета…’
Парадный портрет Николая II И. Е. Репин писал с натуры в 1895 году.
Итак, сама картина (кликабельно).
Как создавался шедевр
Е. Петров (Санкт-Петербург)
«Наука и жизнь», №1, 2004 год
В Государственном Русском музее в Санкт-Петербурге экспонируется одно из самых монументальных творений И. Е. Репина — знаменитая картина «Торжественное заседание Государственного Совета 7 мая 1901 года в день столетнего юбилея со дня его учреждения». Для картины и всех сопутствующих ей этюдов создан специальный зал с верхним освещением. Государственный Совет — законосовещательный орган — был учрежден 30 марта 1801 года, вскоре после восшествия на престол императора Александра I. До 1885 года Совет заседал в Зимнем дворце, а с 1885 года — в Ротонде Мариинского дворца, где и написана картина Репина. Из Мариинского дворца после 1917 года это огромное полотно (400 х 877 см) было передано в Музей революции, а в 1938 году прочно заняло свое место в Русском музее. Москвичи смогли увидеть картину И. Репина в 2002 году. Она прибыла в специальном климатическом фургоне и экспонировалась в Георгиевском зале Кремля, а затем в Выставочном зале федеральных государственных архивов. Предложение запечатлеть юбилейное заседание Государственного совета Репин получил в апреле 1901 года. Переговоры вел вице-президент Академии художеств Иван Толстой. Конечно, не от него зависело приглашение художника: граф выполнял поручение министра императорского двора, согласованное с монархом. Репин согласился. Увлекла масштабность замысла, родившегося в чиновничьих головах. Понимают ли правительственные бюрократы, что подобного группового портрета — по количеству персонажей — более 80 — не найти, пожалуй, во всей мировой живописи? Как раз это и подзадоривало. Вступить в состязание с титанами прошлых веков, доказать, что и мы не лыком шиты, — как тут не загореться?! Однако мастер поставил условия. Главное — привлечь помощников. Труд предстоит огромный, требующий помимо прочего отменного здоровья. А у него болит от переутомления правая рука. Приходится подвязывать ее лентой через плечо и под локоть, но перевязь сковывает движения, и все равно больно. Когда совсем невмоготу, он пробует писать левой, но у левой нет необходимой уверенности и навыка… Словом, без помощников не обойтись. И тут нет ничего необычного, многие так делали. Рембрандт, например, или Рубенс. Подмастерья писали второстепенные части картины. Затем мастер создавал основное и проходил по всему холсту своей кистью, придавал изображению единство и неповторимый почерк. Да и сроки диктуют такой выход. Трое справятся с делом быстрее, чем один.
На том и договорились. Профессор выбрал в помощники лучших питомцев своей академической мастерской. Иван Семенович Куликов (1875-1941) участвовал в работе над портретом великого князя Михаила Николаевича, писал фон и детали костюма. Борис Михайлович Кустодиев (1878-1927) обещал стать гордостью русской культуры. «На Кустодиева я возлагаю большие надежды, — говорил И. Е. Репин. — Он художник даровитый, любящий искусство, вдумчивый, серьезный, внимательно изучающий природу. Отличительные черты его дарования: самостоятельность, оригинальность и глубоко продуманная национальность; они служат залогом крепкого и прочного его успеха».
Конечно, Репин мог пригласить зрелых живописцев, и любой счел бы это за честь. Но для стилистического единства будущей картины требовались художники именно репинской школы, усвоившие его изобразительную систему. Оба ученика этому требованию вполне соответствовали, а зрелость — дело наживное.
«Творческая бригада» начала работу за несколько дней до торжества. Первым этапом стали этюды интерьера. Ротонду каждый писал по отдельности, потом сравнивали написанное, исправляли и дополняли друг друга. В день юбилея на холсте уже была изображена вся обстановка. Оставалось запечатлеть фигуры людей в момент чтения императорского рескрипта. Мастер — в непривычной одежде, черном фраке и бабочке, — был бледен и взволнован. Чтобы успеть, нужно работать с молниеносной быстротой и абсолютной точностью. Правда, наготове помощники с карандашами и большими листами бумаги на мольбертах. Кроме того, они принесли тяжелый громоздкий фотоаппарат, установили его на треноге. Предварительно получив подробную консультацию у академического фотографа, Илья Ефимович в тот день сделал свой первый снимок. Он получился хорошим и послужил потом вспомогательным материалом.
Репина волновало и другое: сцена выходила чересчур статичной. Как преодолеть застылость, придать собранию сановников хоть какую-то динамику? Нужно объединить с кульминационным моментом события предыдущие, более живые: раздачу памятных медалей. Такое решение потребовало добавления на холсте к членам Государственного Совета статс-секретарей государственной канцелярии. Число персонажей картины выросло до восьмидесяти одного! Задача усложнилась. Зато композиция сильно выиграла.
Заседание продолжалось недолго. Минуты летели наперегонки. 57-летний профессор, превозмогая боль в руке, самозабвенно работал. И когда преисполненные величия члены императорской фамилии и царедворцы поднялись с мест, чтобы проследовать в дворцовую церковь на благодарственный молебен, эскиз размером 40,5х88,5 см был готов!
Репин остался доволен. Ученики смотрели на него восхищенно. Однако мастера по-прежнему занимала проблема композиции: даже при соединении двух эпизодов не исчезало ощущение монотонности. Картина разваливалась. Нужны были акценты на переднем плане. Чтобы уравновесить и оживить композицию из десятков сидящих фигур, Репин предложил слева изобразить во весь рост графа Бобринского (статс-секретарь Государственного Совета, а справа — служащего канцелярии (помощник статс-секретаря князь Д. П. Голицын-Муравлин). В центре стоял государственный секретарь Плеве, читающий высочайший указ. Если три стоящие фигуры мысленно соединить, образуется треугольник, который дает ощущение пространства. Это прекрасно выявило перспективу. И еще существенную деталь внес Репин: решил, что служащий с перьями в руках (помощник статс-секретаря В. А. Лыщинский) должен идти через зал по диагонали. Это внесло легкое неуловимое движение во всю картину.
Репин написал второй, уточненный эскиз. По условиям договора требовалось высочайшее одобрение. Увидев холст, придворные пришли в ужас: грубейшее нарушение этикета! Произвольно искажен ход церемонии! Мыслимое ли дело — Лыщинский гуляет по залу, когда должен замереть и весь обратиться в слух; сенатор Иващенков сидит спиной к государю; генерал Игнатьев отвернулся от императора; помощник статс-секретаря барон Дистерло отвлекает посторонним разговором академика Семенова… Да и другие участники торжественного заседания в трактовке господина живописца ведут себя непозволительно! вызывающе! это скандал! что скажет его величество?!
Николай II согласился с замыслом живописца. Как-никак царь получил блестящее образование, свободно владел четырьмя языками, постоянно находился в окружении художественных шедевров и не мог не испытывать их воздействия. Многие Романовы обладали верным вкусом, не был его лишен и последний российский самодержец.
После утверждения эскиза Репин два месяца приходил в Мариинский дворец, усаживался на облюбованное место и рисовал общие планы, фигуры, лица… Заполнил два альбома. Кроме того, получил специально для него составленный список членов Государственного Совета с необходимыми сведениями: в каком чине, в каком мундире, какими орденами награжден… На этом списке и в альбомах живописец делал пометки, помогающие уловить характер и внешность человека: Константин Победоносцев — «совсем сова»; граф Алексей Игнатьев — «гастроном, глаза хитрые, умные»; бывший начальник Главного тюремного управления Михаил Галкин-Враской — «сперва баки, затем уж лицо»…
В конце июля автомобиль доставил в Мариинский дворец гигантский рулон. Опытные академические служители сноровисто раскатали холст в Квадратном зале, натянули на подрамник, установили вдоль стены. Дворцовая прислуга обеспечила живописцев стремянками. Подмастерья загрунтовали полотно и принялись чертить перспективу Ротонды с уходящими ввысь колоннами, двумя концентрическими кругами столов и кресел. Борис Кустодиев жаловался в письме невесте Юлии Прошинской: «Работа скучная и кропотливая — все линейки да циркуль, да угольник. Холст такой громадный, что чувствуешь себя перед ним совсем маленьким. Репин по обыкновению заставил переделывать почти все снова, что было уже нарисовано, и будет ли доволен теперь — не знаю».
Все же за лето подготовительную работу одолели. Написали и верхнюю часть картины. Осенью сановники вернулись из отпуска, возобновились заседания Государственного Совета. Наступила пора портретных этюдов. Их, как и всю площадь картины, поделили: Куликов пишет левую часть, Кустодиев — правую, Репин — центральную. Нередко все трое писали одного и того же «государственного натурщика», как посмеивались между собой ученики. Потом сравнивали, анализировали, у кого что получилось. Окончательное слово, разумеется, принадлежало профессору. Чаще он отбирал для картины собственную работу. Молодые не обижались, понимали: до Репина им далеко. Хотя и у них случались удачи, появлялись счастливые поводы слышать слова одобрения. Это была прекрасная школа. По письмам Кустодиева чувствуется, как изменилось его настроение: «Самая картина только началась, и начинается интерес к ней, и работаем мы с удовольствием»; «Над ней работы много и работы интересной… есть чему поучиться».
При написании портретов Илья Ефимович категорически отказался пользоваться фотографиями: только с натуры! Исключение сделал для императора и председателя Совета, и то лишь потому, что писал их раньше, мог воспользоваться готовыми портретами и заготовками к ним. Неукоснительно выполнялось и другое требование: позировать не где-нибудь, а в Ротонде, на обычном месте каждого сановника или там, куда его пересадил автор в соответствии с композицией картины. И никто не вздумал возразить. Их сиятельства и высокопревосходительства в парадных мундирах, со всеми регалиями в назначенный день и час аккуратно приезжали в Мариинский дворец, послушно принимали указанную позу и терпеливо ее сохраняли, сколько требовалось. Не сетовали даже те, кому выпало присутствовать на картине только спиной или затылком. Что поделаешь, такова высочайшая воля…
Иногда Репин назначал сеансы не одному, а сразу двоим или троим членам Совета, соседям по Ротонде. Это было важно для точности цветовых соотношений, для выбора более естественных и разнообразных поз. «Занят главным образом большой картиной, — сообщил Илья Ефимович в письме своему знакомому А. В. Жиркевичу 7 октября. — К ней постоянно делаю этюды с натуры, все с важнейших наших чиновников. Спасибо, на этот раз многие из них очень любезны, охотно приезжают позировать в зал Государственного совета, во всем параде. Такой блеск… Помощники мои, Кустодиев и Куликов, молодцы, увлекаются картиной так же, как и я, — делают хорошие этюды. Но скоро настанет тьма, придется забастовать работой — зал очень темный». Репин досадовал, что из-за осенних сумерек дело затягивается, хотя мог работать кистью не более трех часов в день. Правая рука почти не действовала. Писал в основном левой. Палитру, специально изготовленную по его чертежу, подвешивал на ремне к поясу. Молодые подмастерья (в 1901-м Куликову было 26, Кустодиев у — 23 года) трудились под наблюдением мастера дольше: «Время провожу довольно однообразно. К 10 часам иду в Совет, и там до 4-х работаем» (Б. М. Кустодиев).
Увлеченность и упорство давали плоды. К лету 1902 года огромный групповой портрет уже был близок к завершению. По крайней мере, так казалось Борису Кустодиеву. «Недели через две такой усиленной работы, как сегодня, мы кончим картину…», — спешил он обрадовать невесту. Однако ученик, хорошо зная наставника, все же недооценил его требовательности к себе и к помощникам, бескомпромиссного стремления к совершенству. Еще и в следующем году все трое писали портретные этюды. Некоторых членов Государственного совета просили позировать вторично.
Эти работы Репин рассматривал как подготовительный материал. По существу же многие из них являются законченными и вполне самостоятельными произведениями. Они обладают всеми достоинствами творчества крупнейшего русского портретиста той эпохи. Искусствоведы отмечают уверенную лепку объема, безукоризненную точность мазка, богатый и гармоничный колорит, мастерскую передачу фактуры одежды и окружающей обстановки, тщательную проработку и умелое выделение светом самых выразительных деталей — лиц и рук.
Наконец все портреты написаны и перенесены в общую композицию. Репин в последний раз прошел своей рукой по картине снизу доверху и слева направо. Вспоминая об этой работе, он в январе 1917 года писал Леониду Андрееву: «Правая рука на перевязи — так я левой… Но ведь я левой рукой написал весь «Государственный совет»…» Тем самым Илья Ефимович подчеркнул свое единоличное авторство и имел на это полное право: не умаляя роли его помощников, специалисты признают картину созданием именно репинского таланта и мастерства. Групповой портрет, созданный Репиным, стал ценнейшим историческим памятником своего времени.
4 января 1904 года двери Мариинского дворца открылись для всех желающих. Публика получила возможность в течение нескольких дней увидеть и оценить «Торжественное заседание Государственного Совета 7 мая 1901 года в день столетнего юбилея со дня его учреждения». Квадратный зал, где стояло взятое в раму полотно — одно из самых больших в русской живописи, стал местом паломничества. О картине писали и говорили как о выдающемся явлении художественной и общественной жизни.
Эта картина стала последним великим произведением необычайно плодовитого художника, самоотверженная преданность которого искусству привела к неизлечимой болезни: перетруженная рука стала сохнуть. Наступил упадок жизненных и творческих сил, последний период славной биографии, отмеченный лишь редкими удачами. Это и последняя работа, выполненная в Петербурге. Закончив ее, Илья Ефимович окончательно переселился в свою усадьбу «Пенаты» в дачном поселке Куоккала (ныне Репино) на Карельском перешейке, бывая в столице лишь наездами (см. «Наука и жизнь» № 2, 2002 г.).Детальное описание иллюстраций:
Парадный портрет Николая II И. Е. Репин писал с натуры в 1895 году. Император изображен в форме полковника первой батареи гвардейской конной артиллерии. Грудь его украшает лента ордена Андрея Первозванного. На фоне этого портрета Николай II представлен на картине ‘Торжественное заседание Государственного Совета’. До 1917 года портрет находился в Мариинском дворце, а затем был кем-то вырезан из рамы и исчез. В 1995 году картина поступила в аукционный дом ‘Альфа-Арт’. Экспертиза, проведенная сотрудниками Государственной Третьяковской галереи, подтвердила авторство И. Е. Репина. Компания АК ‘Алроса’ приобрела портрет и подарила его Государственному Эрмитажу.
Илья Ефимович Репин (1844-1930).
И. Е. Репин. Эскиз картины ‘Торжественное заседание Государственного Совета’. 1901 год.
Обер-прокурор Святейшего Синода К. П. Победоносцев (1827-1907). ‘Отдельные портретные этюды принадлежат к лучшему, что сделано Репиным, по силе выразительности и чисто живописному размаху’ (И. Э. Грабарь).
Главнокомандующий войсками гвардии, президент Академии художеств великий князь Владимир Александрович (1847-1909).
Сенатор А. П. Иващенков (1842-1906).
Министр финансов С. Ю. Витте (1849-1915).
Обер-гофмейстер князь М. С. Волконский (1832-1907).
Генерал от инфантерии Н. Н. Обручев (1830-1904).
Министр иностранных дел граф В. Н. Ламздорф (1844-1907).
Председатель Государственного Совета великий князь Михаил Николаевич (1832-1909).
Подписка И. Е. Репина о передаче прав на картину 23 января 1904 года: ‘…право художественной собственности… уступаю правительству в лице Государственного Совета…’
Парадный портрет Николая II И. Е. Репин писал с натуры в 1895 году.