Самым крупным из всех мятежей и бунтов в царствование Петра I был бунт Астраханский. Не только налоги и поборы были его причиной.
Произвол воеводы Тимофея Ржевского не знал никаких границ. На Ильин день в 1704 году по всему городу насильно обрезали бороды и одежду. Ловили и оскорбляли женщин. Позже в челобитной Петру I астраханцы писали, что по приказу воеводы «у мужска и женска полу русское платье обрезывали не по подобию и обнажали перед народом и всякое ругательство над ними и девичьим полом чинили, и от церквей отбивали, и их били, и усы, и бороды ругаючи обрезали с мясом»1.
Так выполнялся в Астрахани указ царя об изменении русской одежды «на иностранный образец». Дело усугублялось тем, что в городах было мало портных, умевших шить иностранные камзолы. Введение новых налогов, причальных и отвальных пошлин больно задело торговых людей и промышленников. По базарам пошли слухи, будто государя не стало и для того-де «воевода Тимофей Ржевский стал делать непотребное».
Бесцеремонно обращался Ржевский и с жителями Татарской слободы, не считаясь с местной татарской знатью. Он совершенно не желал вспоминать жалованную государеву грамоту, где татары освобождались от поборов с мечетей и свадеб, взыскивая с них «деньгами и ясыри» и «коньми». Он запретил татарам возить на лошадях и верблюдах воду из реки. Заставил покупать ее бочками у откупщиков, которым отдал на откуп подвоз воды в Татарскую слободу.
Старый порядок оплаты права рыбного лова был отменен, и многие стрельцы и посадские потеряли подгородные рыбные ловли. Была повышена пошлина на соль. Горожане продавали имущество, залезали в долги, «дворишки продавали и детей закладывали». Конечно, недовольные возмущались, подавали челобитные царю, но воевода тех челобитников «бил и увечил насмерть…».
До революции многие историки называли Астраханское восстание «Свадебным бунтом». Причину восстания они видели лишь в распространении по городу нелепых слухов, будто скоро запретят играть свадьбы семь лет и прикажут выдавать девушек замуж за немцев. Тогда, якобы, всех девушек, находящихся на выданьи, решили спешно женить на русских парнях и враз сыграли 100 свадеб и, «напився на тех свадьбах пьяны, тот бунт учинили».
Уже весной 1705 года стрельцы и посадские собирались тайно и вели разговоры, что так дальше жить нельзя, надо постоять за себя и за веру православную.
Летом брожение в городе усилилось. Стрельцы, недовольные тем, что им уже несколько месяцев не платят жалованья, роптали. Ржевский хотел разоружить стрелецкие полки, но не успел. Ночью 30 июля восставшие ворвались в кремль. Они смяли караул у Пречистенских ворот, закололи копьем капитана по прозвищу «Малая Земля», порубили саблей капитана Греченина, убили также и двух матросов-иноземцев. Бросились искать воеводу. Над городом плыл набат. Началась расправа с дворянами и офицерами. Позже астраханский подьячий Петр Рычков вспоминал об этом так: «Спал он, Петр, дома пьян, и часу в 4-м ночи пришли к нему на двор неведомо какого чину люди, человек семьдесят и отбили у него двери. И он, вскоча на истопок, кричал «Разбой!», чаял, что пришли к нему разбойники. И с того истопка стащили за волосы и, приведя в кремль, к Пречистенским воротам, отдали в каменную будку за караул. В той же будке были астраханской приказной палаты подьячие Яков Ломаков, Иван Щетинин, да астраханцев-дворян и начальных людей человек 20″2.
Утром 30 июля состоялся круг многолюдный и бурный. Заправлял на круге стрелецкий старшина Иван Шелудяк. Он заявил, что «Великого государя в живе нет, оттого нам стали налоги великие». Он предложил послать посылыциков в Красный Яр, Гурьев, Черный Яр, Терки, а также написать грамоты к донскому, яицкому и гребенскому казачеству.
Для управления городом были выбраны старшины. Атаманом, как ни странно, выбрали купца гостиной сотни Якова Носова. Он был известен достатком, умением вести дела, точностью расчетов, хорошим управлением промыслами. Астраханцам Носов заявил, что встали они за «правду и христианскую веру и за нового царя». Когда ему возразили, что царь Петр Алексеевич жив, он ответил: «Он-де умер душою и телом, не всякому бы-де так умереть».
Когда выборы старшин были в разгаре, на круг приволокли измазанного в курином помете и перьях воеводу Ржевского, его обнаружили в воеводском курятнике. Суд над ним длился около часу, и тут же, на площади, стрелец Терентий Уткин сразил его копьем.
В Астрахани было установлено казачье правление, наиболее известный жителям орган народовластия. Но наверху сразу же окрестили это «великим воровством», посягательством на вековечные устои. И Красный Яр, и Черный Яр, Гурьев и Терки поддержали восставших, что очень встревожило Петра I. Ведь на территории, охваченной возмущением, могли бы поместиться Франция и Пруссия, вместе взятые.
Переписка Петра показывает, что царь был хорошо осведомлен о событиях в Астрахани, а повинные челобитные от представителей восставших он получал собственноручно. Эти волнения настолько обеспокоили его, что он спешно заключил перемирие со шведами и бросил на подавление восстания одного из своих лучших полководцев фельдмаршала Бориса Петровича Шереметева.
И все же, почему выбор пал именно на Шереметева? Наверное, потому, что он не был причастен к реформам, не принимал участие в казнях стрельцов, принадлежал к родовитому дворянству, не злоупотреблял взятками, не был одиозной фигурой в глазах народа, известен военными успехами.

Б. П. Шереметев
А сорок лет назад он был комнатным стольником при царском дворе. Но быстро выдвинулся на военно-дипломатическом поприще. В 1686 году он — в Варшаве для ратификации «Вечного мира». Затем Вена. Заключен договор против общего неприятеля — Османской империи. В 1695 году участвует в Азовском походе. А через год Шереметев отправляется вслед за «Великим посольством» путешествовать по Европе, а затем—Рим. Свою поездку в Рим он объяснял тем, что во время сражений дал обещание—обязательно побывать в столице Италии и поклониться мощам святых апостолов Петра и Павла, которые патронировали его победы над неприятелем.
Борис Петрович был свидетелем нового извержения Везувия, побывал на Мальте. Он осматривал мальтийские крепости, и в честь его производилась пальба из пушек. 8 мая на большом празднике мальтийского ордена Шереметеву давали торжественный банкет. Он осматривал все мальтийские святыни. Русский посланник не питал никакой враждебности к католической религии. Напротив, он принял благословение римского папы и кавалерский крест мальтийского ордена Почти с самого начала войны со Швецией он — в военных походах. В 1700 году русские терпят поражение под Нарвой. Не с лучшей стороны показал тогда себя Шереметев. Но уже в следующем году он одерживает несколько побед над шведами и получает орден Андрея Первозванного и звание фельдмаршала.
В 1702 году Борис Петрович овладел Нотебургом и был за это удостоен триумфа в Москве. В 1703 году войска под его командованием овладели Ниеншанцем, Копорьем, Ямом. В сентябре 1705 года он получил указ — с двумя полками двинуться в Астрахань.
Он сделал большую остановку в Москве. Фельдмаршал не торопился. Он шел в поход, когда был убежден в том, что последняя пуговица пришита к мундиру последнего солдата. От Москвы Шереметев двигался медленно — мешали морозы и метели. После небольшой осады пал Черный Яр. В стан фельдмаршала потянулись перебежчики, в том числе и люди монастырские.

Ивановский монастырь (со старинного рисунка)
Здесь нужно отметить, что к восставшим примкнула и часть духовенства. Профессор Московского университета Нина Борисовна Голикова в своей монографии «Астраханское восстание 1705—1706 гг.» писала: «Даже в 1956 г. посетив Астраханский краеведческий музей, я была удивлена отсутствием там стенда, посвященного Астраханскому восстанию 1705—1706 гг. На вопрос, чем это объясняется, один из сотрудников музея мне ответил, что восстание было, по-видимому (!), реакционным, так как его главной движущей силой было духовенство…».
Но ведь среди первой депутации, пробравшейся в стан Шереметева под Астраханью, были и представители астраханской епархии — игумен Троицкого монастыря Георгий Дашков и архимандрит Рувим. Именно они привезли фельдмаршалу письмо от митрополита Сампсона, что в Астрахани «чинится великое возмущение и несогласие». Между тем восставшие укрепляли Ивановский монастырь, который был первой обороной на левом берегу реки Кутума.
Монастырь был сооружен в конце XVII века при митрополите Савватии. Он был обнесен крепкой каменной стеной. Первый храм в обители, видимо, был деревянный. В 1697 году была выстроена каменная церковь во имя святого пророка Иоанна Предтечи, по имени которого и монастырь стали называть Иоанно-Предтеченским. Но в народе бытовало упрощенное название — Ивановский монастырь. Так его именовал в своих донесениях и фельдмаршал Шереметев.
11 марта полководец приблизился к монастырю. День кончался. В сумерках за замерзшей рекой горели слободы. «И в набат бьют непрестанно», — отметил в тот день фельдмаршал в письме царю. Ночью, анализируя обстановку, Шереметев решил — осада может затянуться. Заканчивая письмо Петру, он указывал, что завтра, «осмотрев места, стану шанцоваться», и просил направить на Астрахань продовольствие и ускорить движение полков. Перед сном фельдмаршал сделал еще одно распоряжение: «В ночи послал под город в Ивановский монастырь, который на берегу реки Кутумовы, солдатский полк Абрамова, чтоб монастырь захватить и выжечь».
12 марта царские войска заняли монастырь, а затаившиеся в садах и на валу астраханцы начали по нему пальбу. Позже фельдмаршал рассказывал: «Увидя меня, начали по тому монастырю приступать и стрелять из пушек и кинули три бомбы». Затем астраханцы укрепились за стенами Земляного города. Солдаты пытались их выбить. Бой длился шесть часов. Восставшие защищались отчаянно, «стреляли из пушек и из пищалей, и бомбы метали беспрестанно». Но защитники стали уставать, многие были ранены и убиты. Однако и тогда они не думали сдаваться. Они отступили в Белый город и, закрыв все ворота, начали стрелять со стен и башен. Шереметев, потеряв несколько десятков солдат, велел отступить от стен города. Он наставил батареи и велел бомбить город. Со стороны слобод неслись истошные крики и лай собак. Конные калмыки — верные пособники Шереметева, секли саблями посадских, грабили дома.
13 марта восставшие сдались на милость победителя. К Вознесенским воротам вынесли топор и плаху — это был знак покорности. У кремлевских ворот фельдмаршал встретил митрополита. Сампсон держал на серебряном блюде печать и городские ключи. С высокого крыльца Приказной палаты фельдмаршал зачитал Указ Петра I, что вины стрельцов предаются забвению и отныне они должны служить «верно по-прежнему». И тут же начал приводить их к присяге. Но это был обман, временная уступка.
Шереметев пробыл в Астрахани более трех месяцев, выявляя главных зачинщиков. Для него это было тягостно и нудно. В письмах к Петру он слезно молил разрешить ему покинуть Астрахань, ссылался на боль в ногах, что не может ходить ни в сапогах, ни в башмаках. Все же до Успенского собора он доходил и усердно молился не только о здравии, но и за упокой усопших родителей. Делал большие вклады в Троицкий монастырь. А в Успенский собор подарил образ преподобного Сергия Радонежского. Эта икона была походной, и фельдмаршал всегда возил ее с собой. А Штылько в «Иллюстрированной Астрахани» среди древних икон Успенского собора упоминает и образ Сергия Радонежского и добавляет: «Шереметев держал образ на груди своей, когда мятежники, послушавшись совета и увещаний митрополита Сампсона, отворили ворота Белого города и, увидя фельдмаршала с образом, упали на колени с криками: «Помилуй нас!..»3.
Позже многих зачинщиков ждало жестокое наказание. Вначале их пытали в Астрахани, затем увезли в Москву. Были колесованы Шелудяк, Носов, Корешило, Жегало, Артемьев, Агеев. 72 человека были приговорены к смертной казни с отсечением головы. 242 астраханца были повешены вдоль дорог, ведущих в Москву. Такова была царская милость. Зато Шереметев получил денежную награду, несколько тысяч крепостных крестьян и графское достоинство. Ведь о подавлении Астраханского восстания Петр I писал: «Сие дело лутчей виктории равнятися может»4.

---

1 Н. Б. Голикова. «Астраханское восстание», с. 79.
2 ЦГАДА. Ф. 371, д. 458, л. 268 об.
3 А. Штылько. «Иллюстрированная Астрахань». Саратов, 1896, с. 17.
4 «Письма и бумаги Петра Великого», т. IV, ч. I, № 1094.