Сосны и лохматые ели стояли сплошной неприступной стеной. С великим трудом пробиралась сквозь лесные дебри ватага мужиков в рваных сермягах. Это были крестьяне из деревни Дединово. Они были приведены к присяге на евангелии, что будут выбирать только отменно строевой лес. Дьяк, что шёл впереди мужиков, вдруг остановился. Лес заметно поредел. Впереди блеснула вода. Это была речка Угра, на берегу которой тянулись ввысь громадные вековые сосны.
— Здесь!— коротко сказал один из мужиков и, поплевав на ладони, вынул из-за пояса топор. Земля загудела, тревожно закричали птицы, когда первое дерево рухнуло на землю. К вечеру дьяк записал в свой реестр: «Лес сосновый, красный. Найдено шестьсот тесниц от шести до восьми вершков в срубе». Лес отбирали придирчиво. Сосновые тесницы были надобны для важной цели — для строительства первого военного корабля на Волге и Каспии.
***
Ещё в 1666 году находящийся на русской службе голландец Андрей Виниус подал в Посольский приказ «статьи», представлявшие собою проект строительства флота на Каспийском море. В этих «статьях» предприимчивый голландец доказывал необходимость построить крупные галеры («каторги»), которые, по мнению Виниуса, на Каспийском море полезнее парусных судов. Они могут ходить и в штиль и против течения.
Виниус считал, что постройку флота можно вести в каком-либо волжском городе, где в изобилии есть лес, пенька, железо, а также порох. Флот предполагалось использовать не только для военных целей, но и для торговли. «На этих галерах можно развозить за известную плату купеческие товары по всем берегам Каспийского моря и впадающим в него рекам»,— писал Виниус.
Проект Виниуса принят не был, но когда в царствование Алексея Михайловича на Каспии участились нападения на купеческие караваны, русское правительство решило приступить к созданию военного флота.
Тогда в Голландию был послан купец фон Сведен с поручением подыскать людей, знающих корабельное дело.
19 июня 1667 года царь подписал указ: «Для посылок из Астрахани на Хвалынское море делать корабли в Коломенском уезде селе Дединове, и то корабельное дело ведать в приказе Новгородской чети, боярину Афанасию Лаврентьевичу Ордину-Нащекину, да Лукьяну Голосову, да дьяку Ефиму Юрьеву».
Следить за постройкой должен был находящийся на русской службе полковник голландец Корнелиус фон Буковен, как строитель и начальник «корабельному заводу». Выбор пал на него потому, что «на Москве иного, никого знающего не нашлось, а он, полковник, на моря многие хаживал и морской корабельный бой ему в обычай и корабельное дело знает».
В это время фон Сведен подыскал в Амстердаме команду для будущего корабля. Давид Бутлер был завербован в капитаны. Фон Сведен рекомендовал Бутлера царю как человека, «разумевшего многие индийские языки и торги, и небесное течение и как в море кораблям ходить».
Будущий капитан подрядился служить на таких условиях: «В России обязан пробыть 4 года, начиная с марта 1667 года, жалованья в месяц 100 гульденов (на русские деньги 20 рублей). При подписании условий выдать кормовых на 6 месяцев, из которых три зачтутся, а три идут в подарок его жене. Кормовые деньги будут выданы сполна через 4 года, когда Бутлер вернется в Амстердам. В случае, если на русской службе утонет или будет убит, то жене русское правительство должно выдать за 12 месяцев кормовые деньги, кроме оставшихся пожитков».
Были наняты в Голландии матросы и парусные мастера. Среди последних находился и Иоганн Стрюйс, который впоследствии оставил интересные записки о России.
Когда команда прибыла в Дединово, судно ещё стояло на стапелях. К весне 1668 года корабль был готов и спущен на воду.
Для выделки якорей и медных насосов думали пригласить Тимофея Никитина из пушкарского приказа, но он «на пушкарском дворе к большому Успенскому колоколу язык делал». Наконец мастера нашли в Переяславле-Рязанском.
Ордин-Нащекин направил в Дединово астраханца Даниила Тарлыкова, искусного в морском деле, чтоб он осмотрел корабль и объявил бы, можно ли на нем ходить по морю. Боярин с нетерпением ждал, что скажет опытный мореход о конструкции судна. Тарлыков наметанным взглядом окинул судно, проверил его крепления и решил, что корабль вполне годен для Хвалынского моря.
— Этому орлу никакие бури не страшны,— сказал он.
Слова морехода понравились строителям, они назвали корабль «Орел», и на вымпеле судна была вышита золочёная гордая птица.
Астраханскому воеводе Прозоровскому послали извещение, чтобы он приготовил место для стоянки судна. Царь торопил с оснащением корабля. В низовом крае было неспокойно. На Волге и Каспии рушила вековые устои вольница Разина.
Перед отправкой корабля в Астрахань Ордин-Нащекин подарил Бутлеру карту Каспийского моря, «астрономическое кольцо» для измерения высоты солнца, песочные часы (шестичасовые), маятники медные, компас.
В Нижнем Новгороде корабль был вооружён восемью шестипудовыми и четырьмя десятипудовыми пушками, хотя по реестру на судне должно было быть установлено 22 пушки. Недостающие пушки решено было компенсировать мушкетонами, которых закупили 40 штук, да 40 пар пистолей.
Когда оснастка корабля была завершена, пришлось вновь задержаться. Царю была подана жалоба, где Бутлера обвинили в записи лишних денег при найме матросов. В той же жалобе говорилось, что Бутлер пишет себя капитаном, а права на это не имеет». Обвинение подтвердилось, и Бутлеру хотя и доверили корабль, по писаться чином капитана не велели, а считаться ему тем, что он был за границей,— «корабельным дозорщиком». Вскоре царь простил Бутлера и пожаловал его в капитаны.
Летом 1669 года корабль прибыл в Астрахань.
Парусный мастер Стрюйс писал об этом: «14 августа вечером мы прибыли в город и, став на якорь, дали салют одиннадцатью выстрелами из пушек и залпом из шестидесяти мушкетов. Мы уже давно слышали, что на реке Волге должны показаться казаки…»
Дело в том, что в устье Волги стояли струги Разина: Степан Тимофеевич, вернувшись из похода в Персию, вёл переговоры с князем Львовым, помощником астраханского воеводы Прозоровского.
На всякий случай команде «Орла» приказали привести корабль в боевую готовность. Однако переговоры Разина с астраханскими властями закончились благополучно. Гулевой вольнице была зачитана государева грамота, обещавшая казакам прощение, если они сдадут оружие (главным образом пушки), пленных, а также выдадут служилых людей, перешедших к ним на Волге и Яике.
Предложенные условия Разин принял, но не безоговорочно. Соглашаясь отдать пушки и отпустить в Астрахань желающих там остаться служилых астраханцев, казаки задержали у себя струги и струговые припасы, оружие, необходимое им якобы для следования на Дон.
Правительство думало перетянуть Разина на свою сторону. Только этим можно было объяснить торжественную встречу, оказанную атаману в Астрахани.
21 августа в сопровождении стрелецких судов князя Львова у Астрахани появились струги Разина. К этому времени воевода прислал на корабль «Орел» 200 стрельцов для приветствия казаков.
Как только струги поравнялись с крепостью, пушки на башнях грохнули салют. Стрюйс, бывший в это время на корабле, писал: «После салюта в городе был выкинут белый флаг, что было нам знаком, и мы выстрелили из 13 пушек и в то же время дали залп из 200 мушкетов». Астраханцы на берегу кидали шапки.
Несомненно, Разина заинтересовал новый корабль. По своим размерам «Орел» превосходил даже самые большие струги. Он имел 80 футов в длину, 21 фут в ширину, с пяти футовой осадкой.
Атаман пригласил к себе капитана корабля в гости. Бутлер поехал в стан казаков, прихватив с собой две бутылки водки. Капитана сопровождали несколько матросов.
Разин вместе с Василием Усом находились в шатре. Там и приняли они капитана. Узнав, что Бутлер находится на государственной службе, Степан Тимофеевич с усмешкой сказал:
— Что ж, садись, выпьем за здоровье его царского величества.
Через несколько дней команда «Орла» вновь посетила казачий лагерь.
И хотя разницы с ненавистью смотрели на иностранных гостей и военных специалистов (преданно служивших русскому царю), к команде «Орла» они отнеслись благосклонно. Сам капитан, признающий только власть золота, был ослеплен богатством казачьей добычи. Конечно, Разин не мог этого не заметить, и, возможно, при первой встрече между ними состоялась тайная сделка.
Разговор между ними велся без переводчика. Бутлер с трудом, но говорил по-русски, возможно, и Разин понимал по-немецки или по-голландски1.
Атаман предвидел, что ему предстоит вернуться в Астрахань, но с другими целями. И обезопасить повстанческое войско со стороны хорошо вооружённого корабля было важной задачей.
В этой связи интересно проследить дальнейшее поведение команды «Орла».
После ухода войск Разина из Астрахани судно несколько раз спускалось к взморью. Но выйти в открытое море Бутлер не рискнул — слишком ненадёжными были паруса. В сентябре началась раскройка новых парусов. Зимовал корабль в Астрахани у государевой пристани.
Весной 1670 года грозное имя Разина вновь заполыхало на Волге. Прежде чем идти вверх, на Москву, Разин спешил обеспечить себе тыл. Около 9 тысяч казаков двинулось из-под Царицына к Астрахани навстречу воеводскому войску. Основная часть шла по реке на стругах, конница под командой Василия Уса двигалась берегом. В сражении под Чёрным Яром победа осталась за Разиным. Большинство астраханских стрельцов перешло на его сторону. Они хорошо помнили «батьку» Степана Тимофеевича и встретили его приветственными криками.
Узнав об этом, астраханские власти всполошились. Воевода Прозоровский не был уверен в надёжности гарнизона. Он тотчас же велел пригласить в свои покои капитана с «Орла». Когда Бутлер явился, воевода приказал ему немедленно проверить все пушки, установленные на валах вокруг города. В тот же вечер капитан вместе с пушкарями и князем Львовым обошли валы крепости, которые на случай осады были обложены штурмовыми брусьями и камнями.
Хотя Бутлер и заверил Прозоровского в своей верности, но втайне он думал о побеге из города. Волнение в городе росло. Стрельцы и посадские открыто выражали своё недовольство воеводским правлением. Бутлер знал, что если его моряки сделают хоть один выстрел в казаков, то, в случае взятия города, повстанцы повесят его на первом же дереве. Но даже если ни одна из его корабельных пушек не выстрелит, то и тогда никто не поручится за его жизнь. Ведь Разину обязательно донесут, что он помогал воеводе укреплять город.
Бутлер приказал своим матросам на всякий случай закупить всевозможных припасов. Впоследствии в письме, написанном в Исфагане 6 марта 1671 года, капитан повествовал: «Я созвал подчинённых мне офицеров, и мы, все тщательно взвесив и обсудив, единогласно решили, что лучше будет пуститься в бегство, принимая во внимание, что, не получая жалованья, мы были освобождены от государевой корабельной службы».
Воевода старался задобрить капитана и 15 июня пригласил его к себе на обед. После обеда он поднёс Бутлеру в подарок жёлтый атласный кафтан, шаровары, рубаху и обещал его щедро вознаградить, если он будет служить преданно и стойко.
Подарки распалили алчную натуру голландца. Бегство он решил отложить. Каждую ночь дважды он обходил крепость и проверял часовых.
19 июня по городу пронёсся слух, будто матросы с «Орла» зарядили пушки без ядер, одними пыжами. Прозоровский потребовал к себе Бутлера. Побледневший капитан молил не верить клеветникам. Он упросил воеводу и князя Львова поехать на корабль вместе с ним. Там в присутствии властей он разрядил одну из пушек. Когда вынули пыж и нагнули ствол пушки, то о палубу гулко ударилось четырехфунтовое ядро.
Воевода с облегчением проговорил:
— Ложный слух. Посеяли его в народе предатели…
В пятницу 20 июня Прозоровский произвёл Бутлера в подполковники. Но этот чин мало радовал голландца. Разинцы были уже на подступах к Астрахани. Бутлер писал об этом так: «В воскресенье, 11 июня, близ города показались казаки, и вперёд вышли для переговоров казак и русский поп. У посланного было также немецкое письмо ко мне, где мне советовали, если я хочу остаться в живых, не оказывать со своими людьми никакого сопротивления. Господин губернатор разорвал это письмо, прежде чем я успел его как следует прочесть, велел посыльному заткнуть глотку, чтоб он не мог говорить с простым народом, после чего они тотчас же были обезглавлены».
Как видно из этой записи, из стана Разина было прислано письмо, адресованное лично Бутлеру и написанное на немецком языке. Видимо, там было написано нечто важное, чтобы не могли прочитать русские власти. Капитан тоже не дочитал до конца. А может быть, Бутлер умышленно не приводит полного содержания письма, которое могло выдать его как пособника казаков. Ведь после казни Разина не в его интересах было говорить о связях с бунтовщиками.
Интересно, что одной из первых жертв штурма Астрахани стал корабль «Орел». Как впоследствии оказалось, на нем не осталось даже часовых. Было ли это случайностью или делом капитана, остаётся загадкой.
Во всяком случае, без особого труда казаки на бударах ночью подобрались к судну, стоящему на середине Волги, свезли с него корабельные пушки и положили зажжённый фитиль у порохового погреба. Раздался взрыв, и через несколько минут на том месте, где стоял первенец Каспийского флота «Орел», только плавали обгорелые доски…
Казакам корабль был не нужен. Они не могли управлять марсельными судами. Зато мощный взрыв, потрясший город, вызвал ещё большую растерянность в рядах защитников.
Интересна и дальнейшая судьба Бутлера. В период штурма он находился в городе и, по-видимому, не собирался бежать. Но когда на его глазах солдаты убили английского полковника Томаса Бейли и своим слугой был застрелен немецкий офицер Ян Ведерс, то понял, что может погибнуть до того, как разинцы займут Астрахань. Тогда он решился на побег. Еще раньше он подметил в одной из башен бойницу, выходящую в сторону татарского квартала. Об этом он сообщил немцу-хирургу и двум матросам — Карстену Бранду и Якову Траппену. Они одобрили его план. С большим трудом при зареве пожара им удалось пробраться за город, найти лодку и утром уже быть у Троицына учуга. Но дальше им путь был закрыт. Весть о победном восстании астраханцев докатилась и сюда. Беглецов обыскали, отобрали оружие и отправили обратно в Астрахань.
Но капитан не был казнён, как многие иностранные офицеры. Его провели к атаману. Бутлер писал об этом так: «Предводитель сидел на улице, по-турецки скрестив ноги, как портные в Голландии и других местах, перед домом митрополита… После опроса русского полковника при мне сбросили с высокой башни, называемой Раскат. С этой башни также сбросили живым воеводу, или губернатора. Этого господина звали Иван Семенович Прозоровский. Его младший подьячий и другие начальники, или офицеры, большие и малые, были перебиты или сброшены в воду…
Предводитель, видя мою неустрашимость, велел дать мне водки; я выпил две большие чарки и по его приказу был отведён в лагерь».
Можно предположить, что Разин спас жизнь Бутлера, помня о какой-то его тайной услуге.
1 По сведениям, записанным Кемпфером, секретарем шведского посольства в Персии, Разин знал 8 языков. Эти сведения представляются преувеличенными, но знание Разиным нескольких языков весьма вероятно. В 1661 г. Разин вместе с Ф. Буданом был послан Донским войском для переговоров с калмыцкими тайшами. Посылка его к калмыкам позволяет думать, что он владел калмыцким и татарским языками.