Пожалуйста, помогите порталу!
Я сидел в Астраханском государственном архиве и просматривал список предметов, поступивших в Петровский музей в Астрахани в 1907 году: «Пушка («Фальконет») — вырыта в 1904 году на промысле «Опыт» Сиротина близ Прорвы. Ружье старинное 1789 года — пожертвовал Л. А. Хлебников»…Тут меня кто-то тронул за плечо, я обернулся и увидел улыбающееся лицо одного из работников архива. Он часто приносил мне по заявкам различные дела, пухлые фолианты, реестры в кожаных переплётах. На этот раз он держал в руках тонкую папку.
— Знаете что,— проговорил он волнуясь,— в развале с различными листами и бумагами удалось обнаружить это.— Он развернул папку и прибавил: — Мы ещё не успели до конца обработать эти документы1.
— Столбцы?— удивился я.
— Не просто столбцы, а, кажется, относящиеся к восстанию Разина. Посмотрите внимательней.
Я взял в руки первый попавшийся. Бегло просмотрел. Бросилось в глаза имя Степана Разина. Стал читать: «…иноземец Стаска Костентинов у пытки в расспросе сказал, в прошедшем-де году я по указу-де великого государя приехал на Самару и служил по иноземному списку и в воровство Стеньки Разина и Федьки Шелудяка жил на Самаре и в воровстве с ними нигде не был и как-де боярин и воевода Иван Богданович Милославский шел с ратными людьми в Астрахань и с Самары взял Стаску с собою в трубачи послал с Иваном…»
Дальше столбец был оборван.
Я вспомнил, как горячо говорила мне Елена Александровна Швецова:
— Важен каждый столбец, даже обрывок столбца, если он имеет хоть малейшее отношение к восстанию Разина.
Елена Александровна была старшим научным сотрудником Центрального государственного архива древних актов. Свою жизнь она посвятила сбору документов о разинском восстании. При её жизни вышли три тома документов. Первый в 1952, второй в 1954, третий в 1962 годах. Последний, IV том, ей не довелось увидеть. Она умерла в январе 1975 года, а книга вышла в конце 1976 года. В одном из своих последних писем Елена Александровна писала мне: «В декабре был рекомендован к печати мой дополнительный том «Крестьянской войны», в котором 2 документа из Ваших Синодиков с соответственной ссылкой. Может, прислать машинопись, показать, как я обработала? Я, видимо, переутомилась с этим сборником, уже две недели проболела; сейчас вышла на работу, но чувствую себя очень неважно…»
В 1973 году Швецова была в Астрахани и тщательно изучала в архиве все, что имело отношение к великой крестьянской войне. Ее интересовали даже обрывки столбцов. Сейчас мы их видели в IV томе: «…посы (лал)… (с) ясаулом в гребле… ясаул кому (давал) он не вернет, а к Ямгурчею Мурзе не ездили. И в воровстве-де он, Юрка, нигде не бывал, и дуванов не имел».
Это обрывок расспросной речи есаула донских казаков Юрия Иванова в Астраханской приказной палате.
А вот другой отрывок: «Мишка Иванов сын Москвитин с пытки сказал: служил-де он в Астрахани в солдатах в полку Ивана Ружинского, и против воровских казаков в высылке из Астрахани был. И к ворам пристал на Черном Яру, и приехал с ними в Астрахань. И под Астраханью на приступе был и дуван взял. И в воровство Стеньки Разина и Федьки Шелудяка жил в Астрахани, и под Симбирск с ними не ходил, и на косе и под Соляным городком с ворами на приступах не был. А как боярин и воевода Иван Богданович Милославский пришел в Астрахань…»
Очень часто Елена Александровна делала к документам примечания: «начало утрачено», «далее строка текста утрачена», «далее оборвала часть листа», «чтение в скобках предположительно».
Составитель документов и редакторы проделали огромную работу. Выявленные документы они проанализировали тщательнейшим образом. Если столбец был уже опубликован, то указывалось — когда, кем, имеются ли его варианты и где они находятся.
Так, давно известна отписка астраханского воеводы Якова Одоевского в Приказ тайных дел о расформировании астраханских стрельцов после подавления восстания. Конец отписки был утрачен. Швецова выявила в фонде приказной избы продолжение этого столбца, где говорится: «Велено мне, холопу твоему, гулящих людей, которые были в воровстве или которые не были, а писались в московские и астраханские приказы в стрельцы и там живут в Астрахани, переписать в книги, хто имяны и откуды и давно ли пришли; и записав сказать им твой великого государя указ». Эта выявленная припись указывает, что после подавления восстания многие участники его, чтоб избежать наказания, записались в стрелецкую службу. Однако царь приказывал пересмотреть списки стрельцов и наказать виновных.
Конечно, каждый документ в отдельности не так значим, но совокупность их создаёт впечатляющую картину народной войны. Недаром В. М. Шукшин говорил, что не боится повториться. Ведь после выхода в свет романов «Разин Степан» Чапыгина и «Степан Разин» Злобина были опубликованы три тома документов «Крестьянская воина под предводительством Степана Разина». И Шукшину эти документы сослужили огромную службу. Именно они дали ему возможность правдиво и ярко описать и события у острова Четыре Бугра, и штурм Астрахани, и поражение под Симбирском. Жаль, что у писателя не было четвёртого тома. Он ещё только готовился к печати…
Возможно, тогда многие сцены зазвучали бы по-другому. Так, документы IV тома дают нам новый взгляд на происхождение Степана Разина. Один из документов указывает на прямое родство Разина с небогатыми посадскими людьми города Воронежа и его принадлежность к казачеству только во втором поколении.
Интересна опись конфискованного имущества дяди Степана Разина, Никифора (Микишки) Чертка, жившего в селе Усмони Воронежского уезда. 12 марта 1671 года по указу царя Алексея Михайловича и по приказанию воеводы Бориса Бухвостова в стан села Усмонь были направлены атаманы, десятники и казначей «для оценки и продажи Микишки Чертенка, который ныне в измене на Дону, двора и на дворе хоромного всякого строения… и подворной всякой рухляди, и хлеба стоячего и молоченого и который посеян в земле».
Но поживиться особенно у Никифора Чертка было нечем.
Вот что записал в реестр казначей: «Двор, на дворе хором: изба ветха, две клети ветхи да конюшня колотая ветха. Около тово двора городьба частоколом и пряслом. Ворота стоячие, авин худ и подгнил. Цена дому и хоромам 3 рубли. И тот двор и хоромы никому не проданы…
Лошадь, кобыла Савраса, цена 40 алтын. Молоченого хлеба полторы осьмины гречихи, цена 10 алтын; овса полтора осмины, цена 6 алтын; жерновы, цена 10 алтын; десяток льну, цена 8 денег. И та кобыла, и молоченый хлеб, и жерновы, и лен проданы воронежцу полковому казаку Игнатью Хохлову, а денег взято на нем в государеву казну 2 рубли 14 алтын 2 деньги…»2.
Невелики были пожитки Никифора Чертка. Он был воронежским городовым казаком Белгородского полка. А после ухода на Дон жил там год в бурлаках, а потом стал казацким атаманом. В селе Усмони Никифор Черток жил вместе с матерью. Возможно, в этом доме, до своего ухода на Дон, жил и отец Степана Разина, Тимофей Разя, брат Чертка. Мать Никифора, вдова Анюта, должна была быть бабушкой Степану Разину, но в документах, где говорится о ее ссылке, об этом ничего не сказано. Это объяснимо, если допустить, что Никифор Черток и Тимофей Разя были сводными братьями от разных матерей, причем Никифор намного моложе Тимофея.
Тесная связь восставших с воронежцами шла через Чертка, который неоднократно бывал на Дону. Таким образом, Степан Разин не был потомственным «домовитым» казаком, а вошел в состав казацкой верхушки в результате личных заслуг отца и благодаря собственному уму, отчаянной смелости, хладнокровию, воинской сметке, организаторским способностям.
Но вернусь к столбцам, принесенным архивным работником.
Вот прихваченный сыростью, покрошившийся на краях лист: «…И он, Якушко, в то время был на Черном Яру и болел все лето и отъехал в Астрахань и он кормился работою, а как Федька Шелудяк пошел под Симбирск, и он, Якушко, с ним не был, а жил на Царицыне в гребле по хлебные запасы и приехав в Астрахань жил до приходу боярина и воеводы Иван Богдановича Милославского, кормился работою и в воровстве нигде не был, а во двор боярину и воеводе Ивану Богдановичу бил челом для того, что прокормиться было нечем. А с пытки Якушко говорил то же, что и в расспросе».
В водоворот восстания были вовлечены тысячи крестьян, посадских, работных и гулящих людей. Если кто из них и не принимал активного участия в действиях казачьего круга — все равно сочувствовал той великой борьбе, которая охватила берега Волги и Дона. Вот почему неистовствовали власти, стремясь привлечь к сыску как можно больше людей. Если в застенок попадал разинец, то к расспросу привлекали всех его друзей, знакомых и дальних родственников.
«Власко Федоров в расспросе сказал, был-де он дворовый человек Даниила Замыцкого, а как-де вор Степка Разин с казаками вышел на Волгу, и с того лета ехал он, Власко, в работе на стругу у тулянина торгового человека у Милки Иванова и на Царицыне не взяли его воровские казаки и поехали в Астрахань и он Власко…»
Опять нет конца. И мы не знаем, что приключилось с Влаской дальше, да и не знаем, почему казаки «не взяли его». Ведь все суда промышленников они брали с собой в Астрахань. Работных людей разинцы звали в свое войско, но, видимо, Федорова они оставили на струге, и струг этот нужен был им в Царицыне. Многое можно предположить, читая столбцы. Но и узнать доподлинно можно многое.
Вот документ, рассказывающий о действиях активного разинца Андрюшки Романова прозвищем Кабакайка. Этот столбец никогда прежде не публиковался. В нем приводится пыточная речь со слов Андрюшки Романова. В страшных муках поведал он, что был астраханским конным стрельцом приказа Ивана Есипова, затем был стрелецким пятидесятником. «…В воровство Степки Разина был в ясаулах, состоял ясаулом при Федьке Шелудяке и посылал из Астрахани под Симбирск с письмы степью к вору Степке Разину, а что в них писано, того не ведал, и как-де Федька ходил под Симбирск, и он-де, Андрюшка, в то время не ходил, а жил в Астрахани и никого не побивал и не увечил. Только-де в то время послал он поневоле посла к… а писал его на… языке Микишка Михайлов… сказал и расспрашивал и в распросе, увеча его…»
В конце вы видите пропущенные слова. Эти слова невозможно разобрать. Края истлели от времени. К счастью, есть документы, которые восполняют эти утраты.
«Атарщик Ивашко с пытки сказал. Как-де Ондрюшка Кабакайко ездил к вору Стеньке Разину под Симбирск с письмами, и ево-де, Ивашку, имал с собою в кашеварах; а какие письма возил, того не ведает… Да он же, Ондрюшка имал его с собою в кашеварах же на Терек, посылал с Терека в Гребни ко князю Каспулату Муцаловичу Черкасскому, чтоб он ехал на Терек. И князь Каспулат Муцалович на Терек приезжал, и Ондрюшка же отдал письма, да не ведает какие, и поехали в Астрахань. А князь Каспулат Муцалович письма какие Ондрюшка дал ли, того не ведает»3.
Ещё одна речь Андрея Романова. Видно, пытали его множество раз. «Да Федька же-де Шелудяк послал его, Ондрюшку, да Ивашка Давыдова, да Ивашка Атарщика с письмами ко князю Каспулату Муцаловичу Черкасскому, чтоб он примирился с братом своим. И с тем-де письмом приехали на Терек, а князь Каспулат Муцалович был в Гребнях, и он-де, Ондрюшка, послал к нему Ивашка Атарщика, чтоб приехал на Терек. А как-де князь Каспулат Муцалович на Терек приехал, и те-де письма он, Ондрюшка ему отдал. И князь Каспулат Муцалович сказал ему, что они в том знаютца, а письма-де ему никакого не дал. И он-де, Ондрюшка, с товарищи приехал в Астрахань и Федька Шелудяка не застал, уехал он под Симбирск. А в воровство-де он, Ондрюшка, в Астрахани был. И как боярин и воевода Иван Богданович Милославский пришел под Астрахань, и он, Ондрюшка, с ворами на Болдинскую косу и под Соляной городок на приступы ходил».
Под текстом помета: «Бить кнутом на козле и послать с женою к Москве».
Страх и трепет внушали в свое время эти документы. Их страницы омыты слезами и кровью. Как часто сеяли смерть бесстрастные строки. «Послать к Москве» — это означало новые страшные пытки и верную смерть. И Андрюшка Романов не миновал ее. Ведь он был на вылазках против государевых войск боярина Милославского. Защищая Астрахань, бился с царскими ратными людьми на Болдинской косе, где было возведено земляное укрепление. Сражался и под Соляным городком. Но не это теперь уже тревожило Москву. Там хотели знать, что за поручения выполнял Андрюшка на Тереке и сам почему слал посыльного к Каспулату Муцаловичу?
Отношениями восставших с карадинскими князьями интересовался сам царь. В пунктах допроса Разина, составленных собственноручно Алексеем Михайловичем, были и такие: «4. Для чего Черкасского вичил, по какой от нево к себе милости?.. 9. О Каспулате, где он?»4.
Вопросы могут относиться к двум князьям Черкасским — крещёному князю Григорию Сунчалеевичу, который одно время был астраханским воеводой и умел ладить с казаками, и его племяннику кабардинскому князю Каспулату Муцаловичу, владевшему Терским городком под условием службы царю. Всего скорее оба вопроса относятся к Каспулату Муцаловичу. Еще в 1068 году Разин искал себе союзников для будущего похода, а может быть и восстания, и вел переговоры с гетманом Правобережной Украины Дорошенко, запорожским гетманом Серко, с крымским ханом. Мы знаем, что Степан Тимофеевич был в посольстве к калмыкам и хорошо знал Каспулата Муцаловича. До восстания они неоднократно встречались. И в расспросе Андрюшка Романов говорил, что в письмах, которые он вез Каспулату Муцаловичу, говорилось, чтоб «он примирился с братом своим». Ведь выше уже говорилось, что во время штурма Астрахани разницами засевшие в Пыточной башне люди Каспулата Муцаловича оказывали отчаянное сопротивление. И были здорово побиты восставшими.
Это, наверное, создало натянутые отношения между кабардинским князем и донским атаманом. Но Разин, ради великого дела борьбы за свободу, готов был примириться с себялюбивым князем. Он через своих атаманов шлет к нему посыльных и старается перетянуть на свою сторону, и можно даже предполагать, что Разин был названым братом Каспулата. Ведь они когда-то вместе ходили громить крымского хана. И в письме, переданном черкасскому князю, Степан Тимофеевич «вичил» его, называл по имени-отчеству — Каспулатом Муцаловичем. Мы можем лишь гадать о содержании письма, переданного Каспулату, но устно князь ответил Андрюшке, «что они в том знаются», то есть он поддерживает связь с «братом».
Андрюшка Романов пользовался большим доверием разинских атаманов и выполнял важные их поручения. Ведь поездка на Терек требовала большой предусмотрительности. Письма нужно было вручить лично Каспулату. Для этого он послал даже в Гребни своего сопровождающего Ивашку Атарщика, который хорошо знал все тамошние дороги и должен был доставить князя в Терки. Но когда эта встреча состоялась, осторожный князь не написал письма Разину и астраханским атаманам. Он передал ответ устно. Андрюшка должен был его запомнить. В расспросе Романов лишь выдавил из себя сказанную Каспулатом фразу, «что они-де в том знаются» и обращаются друг с другом по имени-отчеству. Но даже это насторожило царских палачей. В чем могли знаться горский князь и атаман голытьбы? И тогда страшно обеспокоенный царь нацарапал второпях на листе вопрос, который на дыбе должны были задать Степану Тимофеевичу: «Для чего Черкасского вичил, по какой от нево к себе милости?»
Газета «Франкфуртские исторические известия» так писала в 1671 году о пытках Разина: «Он держался очень мужественно также в то время, когда его положили спиной на огонь и стали жечь, а боярин Долгоруков и некоторые другие спрашивали его при этом о различных вещах. На одни вопросы он отвечал очень дерзко, на другие же совсем не давал ответа. А именно, речь шла о том, чтобы он выдал неких знатных людей, имевших с ним связь, но все это остается тайной»5.
Тайна не рассеялась и до сих пор.
Мы не знаем, что отвечал Разин, не знаем, что ещё говорил Андрюшка Романов. Ведь его посылали и под Симбирск с письмами к самому Разину. Крадучись ехал их небольшой отряд степью, чтоб не перехватили ненароком царские ратные люди. Ночами, не рассёдлывая лошадей, разбивали стан, расторопный Ивашка Атарщик варил кулеш, а Андрюшка Романов ложился на кошму, подложив под голову кожаную сумку с письмами.
Края столбца были когда-то сильно подмочены, многих слов уже не разобрать. К счастью, сохранились и опубликованы историками пыточные речи других разинцев, по ним можно проследить дальнейшую судьбу Андрея Романова, по прозвищу Кабакайка. Он пользовался большим доверием атаманов Василия Уса и Федора Шелудяка, не раз выполнял важные их поручения. Возил письма астраханских атаманов к черкасским князьям в городок Терки, возил письма и под Симбирск — Степану Тимофеевичу Разину. Дорого бы дало царское правительство, чтобы знать, что было в тех письмах… Андрея Кабакайку пытали множество раз в Астрахани, отослали в Москву — и там пытали, но не добились ничего. В Москве и принял свою смерть мужественный разинец Андрей Романов.
Но и мы тоже не знаем теперь ни одного письма к Степану Разину. А ведь их было немало!
При казни Степана Разина его брат Фрол крикнул «государево слово». Так поступали в те времена обычно доносчики, извещающие, что им известна какая-нибудь государственная тайна, которую они могут сообщить только одному царю. Исполнение приговора над Фролом приостановили и снова повезли в пыточную, где он стал говорить, «как-де ево пытали во всех воровствах, и в то-де время он в оторопях и от многой пытки в память не пришел. А ныне-де он опамятовался и скажет про все, что у него в памяти есть… А про письма сказал, которые-де воровские письма у брата ево были к нему присланы, откуда ни есть, и всякие, что у него не были, то все брат его, Стенька, ухоронил в землю, для того как-де он, Стенька, хотел итить вверх к Царицыну, а в дому-де у него никого нет. И он-де все свои письма собрав, и поклал в кувшин денежной и, засмоля, закопал в землю на острову реки Дону на урочище на Прорве, под вербою. А та-де верба крива посередке, а около ее густые вербы, а того-де острову вокруг версты две или три»6.
Словам Фрола поверили. На Дон послали царского стольника и полковника Григория Косогова и дьяка Андрея Богданова. Несмотря на все их усилия, кувшин не был найден. Искали его и позже, и тоже безрезультатно. А как много сведений получили бы историки, если бы спрятанные бумаги были найдены! Там были и письма из Астрахани.
К тому же до нас не дошли пыточные речи самого Разина и многие документы о крестьянском движении XVII века. Все это погибло в 1701 году, во время страшного кремлевского пожара в Москве. Огонь уничтожил весь архив приказа Казанского дворца, ведавшего делами приволжских областей.
И тем удивительнее, что в 1978 году в Астрахани выявлены новые неизвестные ранее материалы о разинском восстании.
После просмотра только что выявленных столбцов с пыточными речами разинцев я обратил внимание на длинный свиток. Это был поименный список астраханских стрельцов, посадских и гулящих людей. При внимательном прочтении оказалось, что он тоже имеет самое непосредственное отношение к Разину. В списке были указаны наиболее видные участники восстания и их жены, предназначенные к высылке в Москву для расспроса. Список черновой и не имеет начала, но составлен он не позже августа 1672 года. Так, в нем помечена «жонка Машка Грузинка Яковлева дочь, а муж ея уехал к Москве».
Мужем Марии был Алексей Грузинкин, отчаянной храбрости человек, принимавший участие в вылазках против государевых войск и в казни митрополита Иосифа.
О том, как он был взят воеводой Одоевским и каким пыткам подвергался, я рассказывал выше. В найденном списке Алексей Грузинкин значится еще непойманным. Зато прописаны здесь уже хватившие кнута и каленого железа: «солдат Яковлева полку Старка Микишка Михайлов, суздалец, холост», «Ивашка Ветчина, холост», «Алешка Халдеянин, холост», «пушкарь Ивашко Якимов Середеник с женою»…
Солдат полка Якова Старка Микишка Михайлов состоял денщиком у иноземца Ягана Видерса. Во время штурма Астрахани разницами он связал своего командира и выдал восставшим. Солдат Ивашка, прозвищем Ветчина, был активным участником восстания и принимал участие в казни митрополита Иосифа. Алексей Халдеев (в приводимом выше списке он назван прозвищем — Халдеянин) служил подьячим Астраханской приказной палаты. Во время восстания состоял при атаманах «для письма».
Пушкарь Иван Середеник перешел на сторону Разина под Черным Яром, затем принимал участие в штурме Астрахани и все время восстания был «в пушкарях».
Кстати, впервые из списка мы узнаем полностью фамилию пушкаря. В сборнике разинских документов (т. III, с. 266) он значится: «астраханский пушкарь Ивашко Якимов Се…яник».
Фамилия его была просто прозвищем и звучала так: «Середеник» или «Середяник». Некоторые фамилии списка помечены крестиками и под ними сделана припись: «Которые посланы к великому государю из Астрахани в челобитчиках».
Пометка крестиком имела и другое назначение. В третьем томе документов о крестьянской войне имеется приказ об отправке ссыльных из Астрахани в Москву (документ № 216). Восставших «велено послать к Москве с женами и с детьми, и тех людей и с женами и с детьми написать па росписи… а вести их с великим береженьем, чтоб никто с дороги не ушел. А которые люди помечены пытать, и тем тому ж статейный список сделать».
Помеченных крестиками, несомненно, пытали.
Челобитчики были посланы вскоре после взятия Астрахани Милославским. Они играли важную роль в восстании, пользовались большим довернем астраханцев. Жители города и пришлый гулящий люд полагали, что челобитчики сумеют доказать царю их невиновность, что восстали они не против государя, а против несказанных притеснений воеводы и начальных людей, решили извести иод корень мирских кровопийцев.
Но судьба челобитчиков была печальна. Я приведу отрывок из памяти приказа Казанского дворца в Посольский приказ: «В прошлом во 1672 году… к великому государю и великому князю Алексею Михайловичу… приезжали из Астрахани в челобитчиках астраханские стрельцы Андрюшка Лебедев, Сенька Курятников с товарищи 10 человек, донских казаков 2 человека, царицынский да черноярский стрелец, всего 14 человек, бить челом великому государю в винах своих; и в том числе приезжал астраханский толмач Ивашко Романов. И на Москве по розыску и по отпискам из Астрахани боярина и воевод князя Якова Никитича Одоевского с товарищи, Андрюшка Лебедев, Сенька Курятников, Ивашко Горшков, Данилко Петелин за воровство, что они к воровству были заводчики, да Андрюшка Лебедев, Сенька Курятников, будучи на Москве, похвалялись перед ним своим воровством, казнены смертью. А остальные товарищи их отосланы из приказу Казанского дворца… в ссылку в Сибирь»7.
Некоторые из челобитчиков, думая оправдать свои действия, говорили перед царем всю правду, что решили до конца изводить всех изменников бояр, но это было расценено «тишайшим» не иначе как «похвальба перед ним своим воровством». И вместо милости им была уготована жестокая казнь. Тех, кто винился, в оковах увозили в Сибирь.
Но список помеченных крестиками челобитчиков называет имена, неизвестные историкам. Среди челобитчиков значится Алешка Скрялец и Мишка Ус.
Какую роль они играли в восстании, установить пока не удалось. Стоит предположить, что Мишка Ус приходился родственником умершему в Астрахани атаману Василию Усу.
А если брать весь реестр, то в нем немало имен, также совершенно неизвестных исследователям. Приведу некоторые: «Оброська Скорняк с женою, астраханский стрелец Микитина приказу Змеева Микишка Васильев с женою, астраханский стрелец Иванова приказу Федотьева Куземка Иванов с женою, отставной астраханский стрелец Григорьева приказу Жукова Кондрашка Ларионов, астраханский стрелец Иванова приказу Федотьева Митька Антипин Дикой — женат, астраханский стрелец Петрушка Литвинов — холост, стрелец Ивашко Егупцев — холост, москвитин Табачной слободы Ивашко Михайлов, астраханский стрелецкий сын Игнашко Опаньин — холост, кормщик Лешка Даринев — женат, астраханский посадский человек Степка Кузьмин — женат, кормщик Ермошко Гребенской, Сережка Чюпин…»
В конце этого реестра шли имена жен тех разинцев, которые или находились в бегах, или были уже казнены, или отправлены в ссылку. Среди увозимых в Москву также попадаются неизвестные имена: «Ганки Гамаржебникова жена, Кузьки Замошника Красновца жена, Луки Сокина жена, Ивашкина жена Усова с сыном…»
Большой интерес представляет черновой набросок, озаглавленный «Роспись раненым». В нем значатся: «Афанасий Смоляков. Площадный подьячий Серешка Сидоров. Конный стрелец Митька Болотов. Ивашка Белоглаз — убит до смерти. Федька Мокеев…»
Это документ разинского времени. И, возможно, в нем перечислены астраханцы, бившиеся с царскими войсками при Болдинской косе, или у Соляного городка.
Не менее любопытен столбец — челобитье красноярских стрельцов астраханскому воеводе Петру Михайловичу Салтыкову. На это челобитье была использована старая опись, в которой указаны: «…Максим Иванов сын Чурбаков, Ивашка Клементьев сын Моклаков, Афонька Вохрамеев сын Содан, Матвей Петров сын Шилин…»
Эта опись составлена 3 мая. Год не обозначен. Внизу идет припись: «В указанное число писал Митька Козмин боярина и князя Якова Никитича Одоевского ведомости в пятьдесят человек».
Ведомость составлялась князем Одоевским, который вел жестокий сыск. И, всего скорее, в этот список были включены красноярцы, принимавшие участие в восстании Разина.
Власти стремились запугать народ страшными карами над восставшими. Но в народе с глубоким сочувствием относились к мукам разинцев. Недаром среди песен, собранных Киреевским, была и такая:
Вы, дружья ли наши, братцы-товарищи!
Леса наши все порублены,
А кусты наши все поломаны,
Все станы наши разорены,
Все дружья наши товарищи переловлены,
Во крепкие тюрмы наши товарищи посажены,
Резвы ноженьки в кандалах заклепаны,
У ворот-то стоят грозны сторожи,
Грозные сторожи, бравые солдатушки:
Никуды-то нам, добрым молодцам,
Ни ходу, ни выпуску.
Ни ходу, ни выпуску из крепкой тюрьмы 8.
Вновь выявленные столбцы очень важны для изучения великой крестьянской войны.
Во все время этой войны Астрахань играла огромную роль. Она была эпицентром восстания. Название этого города постоянно мелькало на страницах европейских газет того времени: «Относительно положения в Московии известия продолжают сходиться на том, что сторонники царя разбиты мятежниками и нет никакой надежды вернуть Астрахань и большое Астраханское царство, так как мятежники установили тут крепкий порядок…»
«Мятежники бесчеловечно расправлялись с митрополитом, советником и самыми знатными жителями Астрахани…»
Наконец, «Голландский Меркурий» сообщил 10 марта 1672 года: «…в настоящее время положение в Московии стало гораздо спокойнее, после того как город Астрахань вернулся под власть своего государя, который объявил всем мятежникам амнистию, и она была оглашена в конце декабря с подобающими церемониями, а за ней последовала 29 января благодарственная служба во всех церквах».
Как видим, власти европейских государств были заодно с русскими боярами и воеводами. Они считали, что разинцы бесчеловечно расправлялись с начальными людьми и духовенством. Газеты пишут об амнистии «мятежникам», но ни словом не упоминают, что это амнистия была нарушена и началась жестокая расправа над каждым разинцем. В Европе не печатались пыточные речи, да и какое дело королям и вельможам до русской черни. Нам же дороги даже обрывки столбцов. Они проливают свет на то, какие неимоверные муки выпадали на долю русского мужика. И здесь нам важно каждое новое имя, сопричастное величайшему крестьянскому восстанию.
Я верю, что впереди нас ждут новые открытия. Имя мятежного атамана будет всегда волновать историка, филолога, фольклориста и просто читателя.
1 Ниже они цитируются без сносок.
2 Крестьянская война под предводительством Степана Разина, т. 4 (доп.). М., 1976, с. 42.
3 Крестьянская война под предводительством Степана Разина, т. 3. М., 1962, с. 270.
4 Крестьянская война под предводительством Степана Разина, т. 3, с. 81.
5 Иностр. известия о восстании Степана Разина. Л., 1975, с. 129.
6 Крестьянская война под предводительством Степана Разина, т. 3, с. 94.
7 Крестьянская война под предводительством Степана Разина, т. ,3 с. 375.
8 Мордовцев Д. Самозванцы и понизовая вольница, т. II. Спб., 1807, с. 197.