Старая дореволюционная открытка. На ней изображены угловая Артиллерийская башня и уходящая вдаль к Никольским воротам зубчатая стена. Внизу надпись: «Астрахань. Пыточная башня». Эта башня имела два названия и в давние времена пользовалась особой, недоброй славой. Астраханская каменная твердыня была построена, чтоб стать прочным заслоном от нашествия кочевых народов на юго-восточных рубежах Русского государства. Когда в начале XVII века в крепостные стены были уложены последние камни, северо-восточную угловую башню кремля стали называть Артиллерийской. К башне примыкал «артиллерийский двор», огороженный каменной оградой. Во двор вели ворота «створные», обитые полосовым железом. Во дворе находился каменный выход с овальным сводом, где в прохладе и сухости хранилась «пороховая казна». На артиллерийском дворе также хранились полковые значки и знамёна.
К артиллерийскому двору жалась каменная приказная изба. В ней находилась передняя палата, где собирались бояре и воеводы. К палате примыкали сени, в которых была устроена казенка. Из сеней вело каменное крыльцо «о двух сходах». Под приказной избой было несколько палат «исподних» (подвальных) и одна судная.
В судной палате царские дьяки разбирали челобитные служилых и посадских людей. Часто самих же челобитчиков подвергали правежу — били батогами и плетьми. Ещё безжалостней обходились в судной палате с беглыми, холопами и гулящими людьми. Нередко надрывные крики пытаемых доносились до кремлёвской площади. Тогда один из астраханских воевод, Иван Хворостинин, приказал: правёж и пытки чинить в глухой артиллерийской башне. Артиллерийская башня имела четыре боевых яруса, которые соединялись каменными лестницами, устроенными в толще стен. На уровне боевой площадки крепостной стены в башне устроены сквозные проходы для выхода на прясло. В плане башня была квадратной. Верх её завершался пятью зубцами с каждой стороны. Средние три зубца имели стрельницы. Над зубцами возвышался деревянный шатёр со сторожевой вышкой. В толще башенных стен были устроены глубокие ниши-бойницы для размещения пятнадцати пушек, приспособленных к круговой обороне.
Эта башня доставила немало хлопот повстанцам Разина. В то время, когда уже весь город был в руках восставших, в одном месте ещё шла стрельба. «В Пыточной башне сели насмерть,— писал известный русский историк С. М. Соловьев,— люди Каспулата Муцаловича Черкасского, двое русских да пушкари, всего девять человек, и бились до полудня, не стало свинцу, стреляли деньгами, не стало пороху — покидались за город; некоторые пришиблись до смерти, других схватили и посекли»1. Каспулата Муцаловича Черкасского — кабардинского князя, служившего в Терском городке, Разин хорошо знал. Ещё в 1661 году они вместе договорились о выступлении против крымского хана. Казаки Разина должны были чинить поиск вместе с конными черкесами. Но потом их пути разошлись. Когда Степан Тимофеевич поднял восстание, царские воеводы натравили на него тех же конных черкесов.
Но что за люди Каспулата Мацаловича засели в башне? Как попали они в Астрахань?
В обширной литературе о разинском восстании об этом нет ни строчки.
В марте 1972 года в Астраханском государственном архиве я услышал разговор о том, что при перевозке документов из здания старого архива нашли какие-то грамоты и указы.
И вот из хранилища мне принесли завёрнутую в газету кипу бумаг. Я развернул газету, и по столу рассыпались древние свитки. Ведь в XVI—XVII вв. писали грамоты и указы на узких листах, склеивая их в длину. Их называли столбцами. Предо мной лежали столбцы. И беглого осмотра было достаточно для определения, что некоторые из них связаны с восстанием Степана Разина. Один из столбцов давал разгадку о людях, засевших в Пыточной башне: «В нынешнем 1669 году, декабря 12, приехал с Терека в Астрахань князя Каспулата Муцаловича Черкасского уздень Казыев с товарищи. И в астраханской приказной палате боярину и воеводе князю Ивану Семеновичу Прозоровскому подал подорожную за печатью Терского городка…»
Терской городок был основан русскими в 1573 году для защиты Северного Кавказа от набегов захватчиков. Черкасские владетели были частыми гостями в русской столице. Туда же ехали и посланцы князя Каспулата Муцаловича. Царское правительство хотело, чтобы черкасы поддержали его в случае казацких волнений. Астраханскому воеводе был дан наказ — привлечь на свою сторону и кочевые народы Поволжья. Именно в это время в Астрахань прибыл Келебеть Мурза, которому воевода за верную службу пожаловал два атласных кафтана с серебряными пуговицами и лисью шапку, а толмачам преподнёс синего гамбургского сукна. Одарил он и мурзу Арсланова и даже его улусным людям выдали с воеводского двора «в почесть» вина, мёда и пива.
Конечно, не с пустыми руками возвращалось из Москвы и черкасское посольство. Люди князя Каспулата клялись до конца быть верными русскому престолу и вместе со стрельцами искоренять смуту на Руси.
В Астрахань уздень Казыев и его люди прибыли в тревожное время. К Низовому городу приближалось войско Разина. В Астрахани с каждым днем росло смятение. Воевода пытался опереться на надёжных людей — иноземных офицеров, пушкарей с корабля «Орёл», богатых иноземцев. Не отпустил он из города и узденя Казыева. И черкасы честно сдержали клятву. Они засели в Пыточной башне и все погибли, но не сдались. Да и как они могли сдаться в руки черни, которую страшно ненавидели?
Пыточная башня сохранилась до наших дней без особых переделок. Когда в знойный полдень с кремлёвского двора через небольшую дверцу войдёшь в подвал этой башни, па тебя пахнет мраком и сыростью. Эти крепкой кладки стены с выщербленными кирпичами могут будоражить воображение, переносить нас на столетия назад. Сколько наговоров, клеветы, лжесвидетельств слышали они от слабых духом и телом! Слышали и другое — сдерживаемые стоны, плевки в сторону судей-бояр, страшные ругательства, проклятья, бросаемые в лицо мучителям. После подавления разинского восстания из Пыточной башни был выведен наружу деревянный жёлоб для стока крови. И днем и ночью не прекращались здесь допросы с пристрастиями.
С 1976 года в Пыточной башне размещена экспозиция — орудия пыток XVII века. От особого деревянного ворота еле проглядываемая во мраке цепь тянется к потолочной балке, а от неё к деревянной колоде, куда всовывали голову пытаемого. Здесь вздёргивали на дыбу, здесь жгли калёным железом. На стенах развешаны ручные и ножные кандалы. На скамье розги и плети. До «виртуозности» довело дело наказания Соборное уложение. Только битье кнутом имело множество видов. Кроме того, уложение «тишайшего» царя назначало виновным отрезание руки, ноги, носа, ушей, губ, распарывание ноздрей…
Слюдяной фонарь еле освещает нишу, где виднеется подстилка из прогнившего камыша и чакана. Сюда бросали обессиленных пытками узников. В другой нише — деревянный стол и скамья, где сидели судьи. На столе глиняный горшок и склянница для водки. Рядом с медной чернильницей толстенная книга в кожаном переплёте — священное писание. Свидетелей приводили к присяге на евангелии.
Церковь благословляла палачей. Какой ненавистью к восставшим пропитана каждая строка грамоты патриарха Иосифа: «И да сокрушатся они, враги государя, яко сосуды скудельничьи, и да припадёт на них гнев господень, яко пещь горящая, и попалит их, яко стеблие, и да возьмется от земли память их, злые их начинания без вести да погибнут и да истлятся, яко прах под ногами…»2.
Но нет, не погибли, не истлели дела атамана Разина и его соратников. Напротив, нам дорого каждое новое воспоминание о них.
***
В Астраханском государственном архиве в фонде Приказной избы имеются столбцы с расспросными речами астраханцев, принимавших участие в восстании Степана Разина3. Находится в архиве и рукописное «Приложение грамот и столбцов, хранящихся в ризнице Успенского собора4. Далее в этом очерке я буду цитировать материалы, взятые из этих двух фондов.
Копии с грамот и столбцов были сняты в 1840 году. Сейчас многие оригиналы утеряны, и эти копии представляют исключительную ценность при изучении истории великой крестьянской войны.
Прежде чем говорить о расспросах, посмотрим, как астраханцы отнеслись летом 1670 года к появлению Разина под городом.
Стрельцы и посадские люди встретили атамана восторженно и помогли ему овладеть крепостью. Имущество воеводы, крупных бояр, начальных людей, купцов и духовенства было свезено на Ямгурчеев бугор. Каждый астраханец получал часть из этого добра. Получали свою долю даже те, кто в это время не был в Астрахани. Например, работный человек Иван Стрела, занимавшийся во время «дувана» разделкой рыбы на учуге в Камызяке, получил свою долю в 24 алтына.
Все долговые и кабальные записи астраханцы сожгли на площади.
Вместо свергнутого воеводского правления круг назначил правителями Астрахани трёх атаманов: Василия Уса, Ивана Терского и Федора Шелудяка.
Вся казна Приказной избы была взята под контроль астраханской старшиной.
В конце июля войско Разина стало готовиться к походу в верховые города и на Москву. Тогда к Степану Тимофеевичу пришла делегация от астраханских жителей. Они просили атамана: «Многе дворяне и приказные люди перехоронились: позволь нам, сыскав, их побить для того, когда от великого государя будет в Астрахань какая присылка, то они нам будут первые неприятели». На это Разин ответил: «Когда я из Астрахани пойду, то вы делайте как хотите, и для расправы оставлю вам атамана Уса».
Ус старался оправдать доверие астраханцев. Он приказал вновь открыть все лавки и базары. Начать работы на судах и учугах. Как главный правитель города Василий Ус старался расширить пламя народной войны. Он направлял посыльных в Терской городок и к гребенским казакам с призывом примкнуть к восставшим.
На астраханских базарах о Василии Усе говорили:
— Душа человек. Ему бы всей страной править. Совладал бы. Дай ему Дон и Терек в придачу. Управит.
Об астраханских старшинах рассказывали почтительно: «Сидят чинно и правдолюбиво… Чинят суд и расправу по-божески и без утайки, да жалуют свое самодельное войско жалованьем как положено…»
Но не по душе это было затаившемуся духовенству и боярам. Они исподтишка следили за действиями астраханской старшины. Зная это, Василий Ус призывал астраханцев и казаков крепить единство, «стоять друг за друга единодушно и идти-де им вверх побивать и выводить изменников бояр». Руководителем этого похода астраханцев назначили Федора Шелудяка.
Уже в дороге Шелудяк узнал: в Москве на Земской двор домовитые казаки привезли дорогую «кладь» — скованного по рукам и ногам атамана Разина.
В то же время Шелудяку удалось перехватить тайную грамоту астраханского митрополита. Около Саратова собрали круг. После этого Шелудяк написал Усу, что митрополит Иосиф, князь Львов и другие дворяне «ссылаются с Доном и Тереком, и по их письмам-де Стенька Разин пойман».
Когда в Астрахань с этим письмом прибыл казак Коченовский, то на кремлёвской площади немедленно собрались казаки, стрельцы и все горожане. Большинством голосов, по приговору круга, были казнены митрополит Иосиф, князь Львов и другие «нарочитые люди», знать.
9 июня 1671 года в войска Шелудяка докатилась страшная весть — их атаман Разин был четвертован в Москве на Лобном месте. В тот же день восставшие, мстя за своего батюшку Степана Тимофеевича, пошли на приступ Симбирска. Но боярин Петр Шереметев с царскими войсками устоял. Губительный пушечный огонь со стен Симбирска
быстро рассеял повстанцев Шелудяка. Кстати, по непонятным причинам атаман Федор Шелудяк не возглавил штурма крепости. Он поручил руководство боем атаману Федору Свешникову и царицынцу Ивану Былинину. И сражение было проиграно.
Тогда Шелудяк затеял переписку с Шереметевым. Возможно, этим самым он хотел выиграть время и собрать разрозненные отряды. Впоследствии Шереметев получил за своё промедление выговор. Прибывший в Симбирск стольник князь Волконский привез царскую грамоту, где говорилось: «Ты прислал к великому государю воровские письма, но писаны они не так, как виновные добивают челом и милости просят. Да они же, воры, написали, будто у великого государя есть бояре-изменники, князь Юрий Алексеевич Долгорукий и Богдан Матвеевич Хитрово: написали и другие многие затейные дела…»5
От Шереметева потребовали прекратить подобную переписку. Князь Волконский утверждал, что «у великого государя бояр-изменников никого нет…»6
Не дождавшись от царя милостивой грамоты, Федор Шелудяк повернул своё двухтысячное войско в Низовье Волги. В Астрахани его ждала новая печальная весть — от тяжёлой болезни умер атаман Василий Ус.
По приговору круга главным управителем Астрахани становится Федор Шелудяк. На его плечи пала тяжёлая забота о городском населении. В Астрахани все ощутимее становился недостаток хлеба и продовольствия.
В конце августа 1671 года к городу подошли отборные стрелецкие полки под командованием воеводы И. Б. Милославского. Первый приступ царских войск был отбит, и Милославский приказал стрельцам строить земляной город в устье реки Болды. Астраханцы не раз совершали нападения на стан Милославского. Решимость их отстоять город была непреклонной.
Три месяца простоял боярин Милославский под Астраханью. К нему на помощь пришёл черкасский князь Каспулат Муцалович. В Астрахани началось брожение. Некоторые астраханцы требовали стоять до конца, другие советовали начать переговоры и просить царской милости.
Шелудяк решил вести переговоры через посредство персидских купцов. Но Милославский требовал, чтобы атаман явился на переговоры лично. Местом переговоров был выбран шатер князя Черкасского.
Наконец 26 ноября астраханцы дали знать Милославскому, что откроют ворота города, если он обещает им милость и вольную жизнь.
Милославский обещал выполнить просьбу горожан, но только 1 января 1672 года мог сообщить царю о падении Астрахани.
Первое время князь боялся трогать астраханцев. Атаман Шелудяк жил на свободе, хотя и находился на воеводском дворе. Многие казачьи старшины не понесли никакого наказания. Даже Алексей Грузинкин, «этот самый отчаянный вор, который работал на Раскате», то есть приводил в исполнение приговоры круга, был отпущен из Астрахани.
В наивном ожидании царской милости астраханцы и казаки несколько успокоились, жизнь входила в обычную колею. Некоторые бежавшие казаки и работные люди вернулись в Астрахань и волей-неволей втянулись в государеву службу, подчиняясь распоряжениям нелюбимых воевод. Но это внешнее спокойствие длилось недолго.
Летом 1672 года в Астрахань из Москвы приехали боярин и князь Я. Н. Одоевский, стольник князь И. М. Коркодинов, В. М. Пушечников и дьяки. От царя они имели тайный наказ — искоренить последователей Разина и Уса.
В распоряжение Одоевского был представлен гарнизон в 2500 человек, состоявший из московских семейных стрельцов, имеющих богатых родственников.
Выбор царя послать в Астрахань князей Одоевского и Коркодинова был не случаен. Коркодннов был в родстве с семейством воеводы Прозоровского, а брат Одоевского — одним из помощников его, но избег участи своего начальника. Во время захвата Астрахани разницами он сумел ускользнуть из города. Пробрался в лодке на Уваринский учуг к старому знакомому чёрному попу Иосифу Оселке. Тот снял с него дорогой кафтан и надел засаленную одежду причетника. Больше года Иван Одоевский прислуживал в церкви, читал псалтырь по покойникам. Яков Одоевский решил залить кровью мятежную Астрахань, отомстить за унижение брата.
Было чудесное летнее утро. Низкое солнце не золотило ещё главы даже самых высоких соборов. Ни одно облачко не нарушало чистоты голубовато-палевого небесного свода. Город ещё не проснулся. Иногда лишь в вышине раздавались крики диких гусей и уток. Но вот скрип повозок взбудоражил сонную тишину. Повозки повернули в кремль и остановились у артиллерийского двора. Стрельцы выволакивали из них скованных по рукам и ногам холопов, гулящих и служилых людей, которые были в войске Степана Разина и Шелудяка. С них начался сыск и кровавая расправа.
Первым перед страшным судилищем в Пыточной башне предстал астраханский пеший стрелец Филипп Дворянников. Его крепкое тело было уже изрядно исполосовано батогами. Он примкнул к разинцам по своей охоте ещё в Яицком городке. Боярам в пыточной говорил тихо и твёрдо: «В Астрахани служил великому государю лет с двадцать… Затем послан был на Яик в службу, и как Стенька Разин пришёл с моря с казаками и Яик-город взял обманом и государевых служилых людей рубил над ямою и голову стрелецкого Ивана Яцына убил…»
«Ты о себе говори, вор! Сам-то как к воровству пристал?» — вскипел дьяк Василий Пушечников. Он знал, что Разин предавал казни лишь ненавистнейших народу государевых людей, а всех желающих брал к себе в войско. Предположения дьяка оправдались.
Далее Филипп показал: «…А меня Разин взял к себе и держал зиму, а как перезимовал, по весне повёл в море, в шахову область, под Астрабад-город с боем. И будучи в шаховой области, зимовал па Шаховой косе и весною ходил с ним под туркменские улусы…»
После этого похода Филипп возвратился в родной город, а когда Разин захватил Астрахань, он вновь примкнул к войску атамана и двинулся с ним вверх по Волге…
Этого бояре астраханскому стрельцу простить не могли. Ему отсекли голову.
Настала очередь других испытать жестокую муку. Вздернули на дыбу молодого парня Федьку Тихонова. Это сделали по требованию из Москвы. В Астрахань было прислано следующее письмо: «Великому государю учинилось, что гулящий человек Федька Тихонов сын Попов, будучи в Астрахани, воровал православных христиан и побивал вместе с воровскими казаками и после воровства взял на себя беззаконно девку из двора боярина князя Прозоровского…
И того гулящего человека Федьку Тихонова со товарищи велено взять в приказную избу и порасспросить накрепко, как они были в воровстве и кто с ним в том воровском заводе был, а допросив и сыскав, велеть вешать, а будет надо, прислать к Москве…»
После первой пытки Федька говорил: «С Москвы съехал в Астрахань вместе с отцом своим… И был в воровстве в Астрахани и дуван7 имел, а под Симбирском с Федькой Шелудяком и Стенькою Разиным не был…»
Тихонов признавал своё «воровство», то есть участие в восстании, но отрекался, что ходил походом под Симбирск. За это ждала самая страшная кара. И он ещё раз произнёс: «…А под Симбирском не был…»
— Врёшь!— взвизгнул дьяк.— Врёшь! Везде мужичье заодно. А девку тоже не брал насильством?
Федька усмехнулся, произнёс тихо:
— Шла та девка за меня волею и венчана по закону.
— А дуван зачем брал?
— Для того что прокормиться было нечем…
Заплечные мастера пустили в ход калёные щипцы.
И все же дьяк вынужден был записать: «И со второй пытки Федька Тихонов говорил прежние речи».
В середине августа был схвачен Алексей Грузинкин. Настоящая фамилия Алексея — Борисов. Он был беглым человеком московского боярина Ивана Владычкина. На Дону к Алексею пристала кличка Грузинкин. Был он строен, черняв и необыкновенно смел. Его жена, астраханская татарка Мария, говорила с пытки, что, когда к Астрахани подошли войска Милославского, «Алешка был на вылазках и с ратными людьми государя бился…» И все же, когда в Астрахань вошли царские войска, Милославский, помня свое обещание не трогать восставших, дал Грузинкину отпускную бумагу и тот стал работать на струге промышленника Ивана Туркина. Лишь в августе князь Одоевский дал приказ об аресте Грузинкина. Стража нагрянула во двор Милославского, где находились многие восставшие, дожидаясь своей участи. Грузинкина там не оказалось. Тогда Одоевский снарядил отряд стрельцов в Саратов с предписанием: как только в Саратов придёт струг с государевою рыбою, взять в том струге Алёшку Борисова и везти в Астрахань за крепким караулом.
Грузинкина пытали с особым пристрастием. Московский патриарх требовал предать его самой жестокой смерти. Ведь это он, Грузинкин, по приговору круга свершил правосудие над астраханским митрополитом Иосифом — сбросил с Раската.
При расспросе Алексея Грузинкина присутствовал сам князь Одоевский. Он сидел в углу пыточной башни, кутаясь в шубу. В застенке было знобно и сыро. Князь неотрывно смотрел, как палачи водили зажжённым прутом по груди дерзкого казака, как пузырилась и лопалась кожа, как от огня, потрескивая, исчезала чёрная, словно смоль борода.
А дьяк привычно записывал: «У пытки, в расспросе Алешка Грузинкин сказал, как-де Алешка Коченовский с казаками приехал с Царицына в Астрахань и, собрав круг, преосвященного Иосифа митрополита, взяв из соборной церкви в круг, расспрашивали и говорили, что он, митрополит, переписывается с Тереком и Доном8. И он-де, Алешка Грузинкин, да Ларька Иванов, да солдат Сенька, казаки Куземка Шаров, Андрюшка Карженок, Стенька Толстой со товарищи, человек с двадцать, взяв митрополита и взвели на раскат, и, положа на край раската, пихнули, и он, Иосиф, ухватился за край раската, и он же, Алёшка Грузинкин, да Ларька Иванов, взяв его за руки, с раската спихнули…»
Одоевский приподнялся со скамьи и, грузно шагнув, наклонился над Алешкой, крикнув почти в самое ухо:
— А где ныне Куземка Шаров и Андрюшка Карженок?
Грузинкин открыл глаза и прошептал:
— Не ведаю…
— А где астраханские жители, которые с тобой были?
— Не ведаю… Знаю их мало… Я забежал с Москвы того лета, когда Стенька Разин с товарищами пришёл в Астрахань…
— Врёшь, вор!— в бешенстве закричал князь,— все врёшь!— А где грабленое добро схоронил?
— Я не грабил. Свои пожитки невелики были, а сейчас и того не осталось… Когда Милославский пришёл в Астрахань, симбирянин Янка взял у меня два кафтана атласных, да жемчугу среднего золотника четыре, а московский подьячий Борис Шалыкин взял шапку…
Одоевский не сдержался, ударил Грузинкина по лицу, зло зашипел:
— Дерзок больно. Эй, палачи!
Кровь брызнула, марая за столом пыточные письма.
После истязания Алексей Грузинкин был повешен на базарной площади. Рядом уже висели обезображенные трупы астраханских старшин Феофилки Колокольникова, Ивана Красулина, Василия Кабанова…
Особенно настойчиво царские судьи доискивались, кто ставил свои подписи под приговорным письмом, написанным после казни Иосифа.
В этом письме казаки и астраханские жители давали клятву — до конца извести ненавистных бояр.
Многие историки упрекают Шелудяка, что он перед сдачей города в кругу на площади разорвал это письмо, якобы нарушив клятву астраханцев.
Эти историки совершенно упускают из виду, что если бы приговорное письмо попало в руки властей, то все, поставившие под этим письмом свои подписи, были бы казнены. А таких подписей было более двух тысяч. Очевидно, желая спасти многих астраханцев от неизбежной смерти, за три дня до сдачи города атаман публично уничтожил это письмо.
Он действовал не из корысти. Ведь его имя не стояло под этим приговором. Письмо было составлено, когда Шелудяк находился под Симбирском. И порвано оно было не в угоду боярам. Напротив, заплечные мастера в Пыточной башне стремились во что бы то ни стало вырвать из уст пытаемых имена тех, кто прикладывал руку к заговорному письму. Применяли колодки, шелепы, печатные клещи даже к церковнослужителям.
Дошла очередь и до атамана Шелудяка. Несомненно, Шелудяк перед сдачей города взял с Милославского клятвенное слово, что ни один из восставших не понесёт наказания. Когда же в Астрахань прибыл начальник Разбойного приказа Одоевский и потребовал суда над астраханцами, то Милославский этому всячески противился. Видно, тяжело было Милославскому рушить данное слово. Есть отписка головы московских стрельцов Воробьина об отказе Милославского выдать Одоевскому атамана восставших, который жил на воеводском подворье. И все же Милославский понимал, что упорствовать бессмысленно. Рано или поздно по государеву указу Шелудяк будет схвачен.
Тогда Милославский помог атаману бежать. Ни в одном из документов не указано, как был совершён побег. Есть лишь челобитная, где говорится, что Федор Шелудяк был пойман в степи за Волгою воинами татарского мурзы Маркашева.
Целый месяц сидел Федор Иванович в подвале Пыточной башни. Затем пошли обычные расспросы на дыбе.
Трудно что-либо сказать о родословной атамана. Об этом нет никаких сведений, если не считать сообщения голландца Стрюйса, что Шелудяк — калмык, крещенный в русскую веру. Он был женат, по-видимому, на астраханке. В Астрахани у него была семья. Летом 1672 года его сыну Ивану9 было всего несколько месяцев.
Шелудяк пользовался большим расположением Разина. Во время похода на Волгу в 1670 году он командовал отрядом конных казаков, ходил с ним под Едисанские улусы, а затем вместе с войском двинулся за Царицын. Захватив Царицын, Разин решил повернуть войско на Астрахань.
При расспросе Шелудяк говорил: «…После Царицына пошел Стенька с казаками на Чернояр в стругах, а горами послал атамана Парфена Еремеева да его Федьку с конницею. А конницы было семьсот человек, а на Царицыне оставил донского казака Проньку Шумливого да царицынца Ивашку Кузьмина…»
Посланные навстречу Разину астраханские стрельцы сдались атаману раньше, чем подоспел Шелудяк.
Далее Шелудяк показал: «И говорил-де Стенька Разин астраханцам Ретникову, да Андрюшке Лебедеву, да Ганке Гаму о сдаче города, и астраханцы сказали, что у них у многих в Астрахани свои и город им сдадут, и Стенька Разин с Черного Яру пошел к Астрахани и пришед стояли на Жареных буграх, и с ними-де приехал с Москвы… дворянин, Гришкою зовут, что ныне пишется Гришка Дуров…»
К сожалению, копия с этого пристрастного допроса сохранилась в отрывках, и мы не можем сказать, с какой целью дворянин Гришка Дуров оказался в стане Разина, да и был ли на самом деле дворянином.
Царских карателей интересовала переписка Разина. Уже под Симбирском атаман получил много писем, которые привезли посыльщики из разных городов. На вопрос о письмах Шелудяк ответил: «Когда-де Стенька Разин с казаками и астраханцами подошел под Симбирск и в Симбирске их побили, и он с Симбирска помотал людей многих, и какие к Стеньке с письмами и от кого были, того он не ведает…»
На этом запись обрывается. Может быть, затерялась часть столбца. А может, атаман уже не мог говорить…
Федора Шелудяка, так же как и астраханских старшин, повесили на базарной площади.
Здесь стоит рассказать подробнее и об артиллерийском дворе.
Проходя астраханской кремлёвской площадью, невольно задерживаешь взгляд на белокаменных воротах с остроконечной кровлей, напоминающей девичий кокошник.
Совсем недавно их не было. Считалось, что и восстановить эти ворота невозможно.
В XIX веке в пороховых погребах ещё хранились артиллерийские запасы астраханского гарнизона, но каменный забор обветшал, и ворота обвалились. В начале нашего века от ворот не осталось и следа.
Архитектор Алексей Васильевич Воробьев, возглавляющий реставрацию Астраханского кремля, потратил немало усилий, чтобы восстановить архитектурный комплекс всего Артиллерийского двора. По крохам он собирал сведения в архивах, просматривал старые чертежи, фрагменты кладки. И вот на бумаге появился проект, который уже воплощён в камне и воссоздаёт нам удивительный памятник русского военного зодчества.
Благодаря оригинальному устройству кровли и стен пороховых погребов в них сохранялась постоянная нужная для порохового зелья температура воздуха, хотя снаружи она резко менялась.
Велико и историческое значение этого архитектурного комплекса. Здесь летом 1672 года вершилась казнь над восставшими разницами. Пороховые погреба были битком набиты колодниками. На дворе стояли виселицы и дыбы. Мятежных астраханцев подвешивали за ребра, сажали на кол. Но даже привыкшие к жестокостям бояр люди содрогнулись, когда в знойный полдень на пороховом дворе запылал огромный костёр и глухо застонал человек, прикованный цепью к дубовому столбу. Публично сжигали астраханского стрельца Корнилу Семенова, прозвищем Кормушка. Кто-то донёс, что он читал Степану Разину какие-то книги и имел заговорные письма. Корнила от всего отрекся.
— То навет, княже,— говорил он князю Одоевскому, который присутствовал при пытках. Тогда в застенок взяли жену Семенова Груню. И она не выдержала мук на дыбе. Шатаясь, повела бояр к себе во двор. Вошла в сени. Там подняла потаенную доску. В подполье хранились книги на латинском языке, рукописные тетради с названиями трав и целебных составов.
Этого было достаточно, чтобы обвинить Корнилу в еретичестве, «поганом латинстве». Его ждала жесточайшая смерть. А Грунюо били на базаре кнутом.
Давно ушли в прошлое базары — места казней. Давно знойные ветры развеяли прах народных заступников. Но стоит на астраханской земле Пыточная башня и Пороховой двор — свидетели великой крестьянской войны.

1 Соловьев С. М. История России с древнейших времен, т. XI. Спб., изд. т-ва «Общественная польза», с. 309.
2 Астраханские епархиальные ведомости, 1902, № 8.
3 См.: ГААО, ф. 1010, оп. 1, д. 72.
4 См.: ГААО, ф. 295, оп. 2, д. 2.
5 Крестьянская война под предводительством Степана Разина, т. 3. М., 1978, с. 118.
6 Там же, с. 119.
7 Дуван — дележ добычи между казаками.
8 Митрополит Иосиф рассылал тайные грамоты к донским казакам, требуя, чтобы они не помогали восставшим астраханцам.
9 В 1705—1706 гг. сын Шелудяка Иван Федорович принимал участие в антифеодальном восстании в Астрахани. Был казнен в Москве в 1707 г.