Недавно я перечитывал роман Василия Шукшина «Я пришёл дать вам волю» — роман о Степане Разине. Меня поразили строки: «Дни стояли золотые. Огромное солнце выкатилось из-за заволжской степи… И земля, и вода — все вспыхивало весёлым огнём. Могучая Волга дымилась туманами. Острова были ещё полны жизни. Зеленоватое тягучее тепло прозрачной тенью стекало с крутых берегов на воду, плескались задумчиво волны. Но уже — там и тут — в зелёную ликующую музыку лета криком врывались жёлтые чахоточные пятна осени. Все умирает на этой земле…»
Да, живое умирает, уступая место новому. Но вечен заряд идейной силы, оставленный нам писателями, художниками, философами.
Шукшина нет с нами, но удивительный многогранный талант его ещё не раз будет поражать нас, современников, и наших потомков. С Василием Макаровичем я встречался не раз. И кляну себя, что не записал в своё время со всеми подробностями эти встречи. Как бы ни была сильна память, она не может сохранить мельчайших деталей, точности словесных суждений. А подчас мы непростительно беспечны и щедры, позволяя рассеиваться, разлетаться драгоценным зёрнам, которых потом уже не собрать.
Первая встреча с Шукшиным была для меня неожиданной. 24 июля 1970 года мне позвонили из краеведческого музея и спросили, когда я буду дома,— со мной хочет встретиться Шукшин. Признаться, я тогда ещё мало знал творчество писателя. Прочитал только один его роман «Любавины», о жизни сибирской деревни 20-х годов. И знал Василия Макаровича больше как сценариста. Я видел его фильмы — «Живёт такой парень», «Ваш сын и брат» и только что вышедшие на астраханский экран кинорассказы «Странные люди». Правда, читал ещё отрывки из его сценария к фильму «Степан Разин». Последнее привело писателя в наш город.
Шукшин попросил меня показать все, что имеет какое- либо отношение к крестьянской войне под руководством Степана Разина. Начали с книг. И тут оказалось, что Василий Макарович проштудировал огромное количество литературы. Взяв в руки книгу «Три путешествия» корабельного мастера Яна Стрейса, изданную в Москве в 1935 году, улыбаясь, Шукшин сказал:
— Я не мог достать для себя этой книги. Многие выписки делал в библиотеке. Значение наблюдений Стрейса велико, они принадлежат человеку, попавшему в самый водоворот событий. Его впечатления о восстании чаще всего объективны… А эта книга — вообще библиографическая редкость.— Василий Макарович стал внимательно просматривать поэму Гиляровского «Стенька Разин», изданную в 1922 году в издательстве «Берендеи» в количестве 500 экземпляров.
Перевернув титульный лист, он прочёл вслух сцену, в которой показана встреча опального патриарха Никопа со Степаном Разиным.
Положив книгу, Шукшин произнес в раздумье:
— Вот ведь как можно повернуть. В истории этот вопрос подробно изучен, и доказано, что Разин не мог встречаться с Никоном. И как бы убедительно ни писалось об этой встрече, все же мы понимаем — это недостоверность, фальшь.
— А что, писатель не имеет права на домысел?— спросил я.
— Почему же? Имеет. Но во всем нужна какая-то мера. Или хотя бы легендарное подтверждение факту. Иногда интуиция художника может предвосхитить ещё не открытое историками. Все это очень сложно. Вот взять, к примеру, фильмы о Разине. Ведь они были. Один — «Понизовая вольница» — был снят летом 1908 года на озере Разлив. Другой — «Степан Разин» — был снят в 1939 году. Первый — это игровая картина, созданная на тему песни «Из-за острова на стрежень», а второй — вещь посерьёзней. Там много массовых сцен. Нападение казаков на караван судов купца Василия Шорина, взятие Астрахани, бой у Симбирска… Есть и острые психологические ситуации. Разина предаёт есаул Шпыня… Но сейчас можно поставить фильм гораздо лучше. Ведь как выросла наша кинематография с тех пор!
Затем Шукшин стал рассматривать разложенные на полу рисунки, гравюры, фотокопии с документов — все, что имело непосредственное отношение к крестьянской войне. Некоторые рисунки отложил в сторону.
— Покажи и это,— попросил Василий Макарович.
Я стал утверждать, что это не так важно. Это лишь зарисовки мест, где проплывал Разии. Да и места те теперь неузнаваемо изменились.
Но Василий Макарович уже брал в руки листы с моими рисунками, сделанными на реках Бузане, Басарге, Кара-Бузане.
— При создании фильма нет ничего второстепенного,— сказал Шукшин,— даже напротив, на первый взгляд второстепенная деталь приобретает большее значение. Мы не знаем достоверной одежды Разина, его оружия, его вещей. Но вот перед нами фотографии настоящих вещей Разина — его табурета и трости. Это же здорово! Я даже не знал, как надо снимать раненого Разина. А теперь я зримо вижу, как ходил атаман по Кагальнику, опираясь на эту трость. И зритель сразу поймёт, что это настоящая его трость, суковатая, с медными шляпками и шёлковой кистью… И табурет своеобразен. Его ставили на борт струга. Ведь такой не выдумаешь…
Слушая Шукшина, я понял, насколько высоко он ценит правду жизни, правду истории и отвергает всякую фальшь.
27 июля мы договорились встретиться у входа в Астраханский кремль. Утро выдалось знойное, жаркое. Не было и девяти часов, а асфальт уже потемнел, стал податлив и вязок. Василий Макарович сидел на скамеечке в тени Пречистенской колокольни. Ждал коменданта кремля, который должен был показать внутренние помещения Лобного места и кремлёвские башни.
Комендант задержался. Воспользовавшись минутой, Василий Макарович стал расспрашивать меня об облачениях митрополита Иосифа. Дело в том, что в день первого нашего знакомства я подарил ему две свои книги: «Тайный советник» (повесть о В. Н. Татищеве) и очерки «Правда о святом Иосифе». Последняя книжонка его особенно заинтересовала — ведь там говорится об одном из ярых противников Разина — астраханском митрополите Иосифе.
Шукшин спросил:
— Вот вы пишете, что когда в Астрахани лишали сана митрополита, то учужный поп Тимофей снял с него митру и панагию, протодиакон снял омфор, саккос и прочие архиерейские облачения. А сохранились ли сейчас эти облачения? И нет ли других его вещей — церковных реликвий того времени?
— Нет, вещи Иосифа и его одеяния не сохранились. Правда, в фондах краеведческого музея видел я посох, который очень похож на один из тех, который приводит в своей работе о Иосифе знаток старины Николай Пальмов.
— А что это за работа?— заинтересованно спросил Василий Макарович.
— Это подробное описание вещей и одеяний, которые хранились в ризнице Успенского собора. А опубликовано это описание в журнале «Светильник» за 1915 год. Номер журнала я забыл, но я вам скажу при встрече.
— А изображение Иосифа на иконах везде одинаково?— любопытствовал Шукшин.
— Мне попадалось немало икон с изображением Иосифа, и должен признать, что в его написании сложился определённый канон.
— Какой же?
— Лицо его смуглое, красивое. Борода и усы пышные, тёмные. Но, видимо, изображение очень далеко от исторической правды, так как нет правды даже в его одеянии. На всех иконах одежды митрополита писаны условно. Так, на иконах всегда в руке Иосифа изображён простой игуменский посох. На самом деле, став митрополитом, астраханский владыка заказал себе два дорогих посоха, которые хранились до 1924 года в ризнице Успенского собора. Там же хранились панагия, саккос, евангелие, потиры. Но, видно, иконописцы не утруждали себя соблюдением исторической достоверности. На саккосе Иосифа они рисовали лишь кресты, в то время, как на синеватой шелковой материи были тканы медальоны. Между медальонами вышиты серафимы и четвероконечные кресты. На медальонах — изображение Николая Чудотворца…
Между прочим, сейчас при желании можно с большой достоверностью установить облик Иосифа.
— Как же?— удивленно глянул на меня Шукшин.
— А вот напротив, в Успенском соборе, есть склеп Иосифа1. По черепу легко можно восстановить лицо.
— А вы думаете, там что-нибудь сохранилось?
— Я все же надеюсь…
Нашу беседу прервал комендант. Вначале он повёл нас к Красным воротам. Башня Красные ворота, видимо, получила свое название за мощь и величие. Она находилась на самом высоком месте бугра у обрыва. В яр когда-то били волжские волны, и двенадцатигранная башня могла отражать нападение со всех сторон. Она была трёхъярусной и имела самое большое количество бойниц. Из них семнадцать пушечного боя и двенадцать пищальных. Да ещё на зубцах были бойницы для двенадцати пищалей. Красные ворота — единственная из кремлевских башен, которая имела сводчатое перекрытие. Своды опирались внутри на восьмигранный столб. Высота башни внушительная — вместе с шатром она достигает 37 метров.
Шукшин забрался на самый верх, на смотровую площадку. Отсюда был виден кремль, весь город и широкая лента Волги, тающая в знойной мгле. Отсюда был виден и посёлок Стрелецкий — бывшее урочище Жареные бугры, где расположил свой стан атаман Разин перед штурмом Астрахани. Триста лет тому назад с тревогой и трепетом глядели туда стрелецкие головы и иноземные офицеры, а воевода в своих хоромах задыхался от злобы.
Спустились все и молча направились к башне Крымской. Это западная угловая башня кремля. Толщина её стен достигает трёх метров. Вход в башню с прясла на уровне четвёртого яруса. На третий и второй ярус вёдет каменная лестница, сделанная в толще стен. На пятый ярус к зубцам также сделана лестница в стене. Шукшин спросил меня, почему башня называлась Крымской?
— Её пушки глядели на Запад, в сторону Крыма. Кажется, Крым далеко. Но зато рядом Крымский шлях. На противоположной стороне Волги сейчас раскинулся посёлок Трусово. До революции его называли Форпост. А во времена Разина там находился стрелецкий караул. Именно оттуда начиналась дорога в сторону Крыма и шла до озера Ашкул. Затем дорога сворачивала па северо-запад и шла до Манычских лиманов. Далее она вилась вдоль правого берега Маныча до впадения его в Дон…
После осмотра Крымской башни настала очередь Житной. Эта башня расположена посредине южной стены кремля. Она именовалась Житной, так как в XVII веке к стене кремля с юга примыкал Житный двор, где хранились запасы ячменя, овса, пшеницы, сарацинского зерна, солода… Именно отсюда, с крыш житных амбаров, повстанцы Разина проникли в кремль во время штурма города. Глухая Житная башня имела всего девять бойниц, да и те во время приступа казаков молчали — пушкари разбежались.
Шукшин пытливо оглядел Житную башню. Взобрались и на прясло стены. По пряслу дошли до Архиерейской башня. Эта угловая юго-восточная башня. Назвали её Архиерейской потому, что внутри кремля к ней примыкало Архиерейское подворье, где красовались архиерейские палаты с домовой церковью и находилась резиденция астраханских митрополитов. Во второй половине XIX века архиерейские палаты были обезображены двухэтажными надстройками. Но и сейчас била в глаза могучая каменная кладка нижних митрополичьих покоев.
— Видите, оконца-то какие сохранились, прямо семнадцатый век,— не удержался Василий Макарович.
Но, конечно, больше всего поразило Шукшина Лобное место. На уровне второго этажа Успенский собор окружён открытой обходной галереей (гульбищем), которая соединяется с Лобным местом в единый комплекс. По двухмаршевой лестнице можно подняться и на второй этаж Успенского собора, и на полуциркульную площадку Лобного места, окружённую каменным балконом. Отсюда читались государевы указы и распоряжения воевод и губернаторов. Здесь же секли нещадно кнутом провинившихся. Я рассказываю Шукшину, что за толстенными стенами размещались когда-то Судная палата и Судный подвал. Судная палата круглая, её освещает одно маленькое оконце. В середине приземистый круглый столб. По стенам полукруглые ниши для книг и деловых бумаг. Ниже подвал пыточный. Туда вела снаружи маленькая дверца, окованная железом. Комендант повернул ключ, и дверца, заскрежетав, отворилась. По каменным ступеням мы сделали несколько шагов вниз и оказались в мешке.
Позже в романе «Я пришёл дать вам волю» Шукшин так опишет подвал, в котором был заточен разинский посланец Макея: «Подвал тёмный, низкий, круглый — исхода нет, жизнь загибается здесь концами в простой, жуткий круг: ни докричаться отсюда, ни спрятать голову в угол, отовсюду ты виден сам себе, и ясно видно — конец».
Образ Разина тревожил Шукшина всю жизнь. Легенды о Разине он слышал ещё в Сростках. Он знал наизусть многие стихи и песни о Разине. Он считал, что памятник Разину в Астрахани просто необходим. Его очень взволновали строки неизвестного военмора, которые он прочитал в моей записной книжке: «За то ещё мы тебя любим (Волгу. — Прим. А. М.), что великий атаман Степан Разин, плавая на утлых челноках, нарушил тихий сон рабовладельцев и бедняки поднялись на борьбу, почуя дух вольницы от берегов твоих. Будет так, и хочется этому верить, что над великой рекой воздвигнется мощная статуя Степана (Журнал «Военмор», № 13, 1920 г.).
— Вот ещё когда думали о памятнике Разину. И ведь сколько мест здесь у вас для такого памятника,— говорил Шукшин,— и кремль, и набережная Волги…
1 В 1973 г. в Успенском соборе проводились археологические раскопки. В гробнице Иосифа были обнаружены останки некогда грозного старца. И главное, уцелели его облачения: митра, палица, поручи, омофор. Эти одеяния не были известны историкам. А ведь митрополит хотел вызвать смятение среди восставших, когда в этом торжественном наряде входил в казачий круг. Но священные облачения не произвели должного эффекта. Напротив, астраханцы кричали митрополиту:
— Да что он крестом машет, будто к неверным пришёл!
У Иосифа вырвали из рук крест. Не тот ли самый, который был обнаружен во время раскопок?