Валентина Кособуцкая: «Всю правду о тебе скажут только в гардеробе…»

Уважаемый посетитель! Этот замечательный портал существует на скромные пожертвования.
Пожалуйста, окажите сайту посильную помощь. Хотя бы символическую!
Мы благодарим за вклад, который Вы сделаете!

Или можете напрямую пополнить карту 2200 7706 4925 1826
Или можете сделать пожертвование через



Вы также можете помочь порталу без ущерба для себя! И даже заработать 1000 рублей! Прочитайте, пожалуйста!

Театр музыкальной комедии

Есть артисты, «на которых» идет зритель. Идет и всякий раз, заглядывая в программку, удивляется: «Как, он (или она) все еще даже не заслуженный (ая)?!..» А когда в один прекрасный день оглашается соответствующий указ, артист, принимающий поздравления, помимо лестных слов в свой адрес слышит и удивленные возгласы некоторых коллег, друзей, знакомых: «У тебя не было звания?! А мы-то считали!..» Примерно в таком положении оказался и я, отправляясь на встречу с актрисой Театра музыкальной комедии Валентиной Кособуцкой.

— Валентина Григорьевна, об оперетте вы мечтали с детства?

— Мне хотелось быть актрисой, но о музыкальном театре я и не думала. В детстве я пела в хоре, занималась в кукольном кружке, потом в драмкружке Дома пионеров. Затем была неудачная попытка поступления в Театральный институт. И я устроилась работать. А по вечерам занималась в студии оперетты во Дворце культуры имени Ленсовета, куда пошла в надежде, что подучусь танцевать, попою — и это мне поможет при поступлении на будущий год. Так и получилось. Училась и заканчивала я драматический факультет. На дипломном спектакле «Тартюф», в котором я играла Эльмиру, присутствовал художественный руководитель Театра музыкальной комедии Владимир Воробьев.

По окончании спектакля Владимир Егорович подошел ко мне: «Валечка, я хочу пригласить вас в театр, но в настоящий момент нет свободных ставок. Давайте начнем с хора. А потом я вас переведу…» Я подумала: «Как же так? Ведь у меня даже в дипломе будет написано: артистка театра и кино, и вдруг — хор?! Нет, поеду-ка я лучше во Псков!» Туда меня тоже приглашали. В Псковском театре имени Пушкина все складывалось удачно. Уже второй моей ролью была Розалинда в спектакле «Как вам это нравится» по Шекспиру. А через полгода Воробьев прислал телеграмму: «Появилась вакансия, приезжайте». Отпускать меня не хотели, но и удержать было невозможно! Так я оказалась в Театре музыкальной комедии. И все же не могу сказать, что в театре оперетты я — человек случайный.

— Тому подтверждением и недавно присвоенное вам звание заслуженной артистки России.

— Вы знаете, сомнения долго терзали мою душу. Даже когда года два назад Александр Белинский предложил мне сделать номер — сценку с куплетами из оперетты «Мы хотим танцевать», с которой когда-то выступала Гликерия Богданова-Чеснокова, я начала отнекиваться: «Я? Да после Гликерии Васильевны?! Ни за что!» Белинский настаивал: «А ты попробуй!» Я попробовала. И сделала этот номер! И, как теперь понимаю, сделала его неплохо. Значит, могу работать в оперетте. Но, как мне кажется, я могу работать и в драме.

— Прозвучало имя удивительной актрисы — Гликерии Васильевны Богдановой-Чесноковой. А ведь вам, Валентина Григорьевна, посчастливилось работать на одних подмостках со многими, прямо скажем, легендарными артистами, с теми, кто выходил на сцену Театра музыкальной комедии и в блокадном Ленинграде. Это наверняка не прошло бесследно для молодой актрисы.

— Актеры старшего поколения, такие, как Нина Васильевна Пельцер, Анатолий Викентьевич Королькевич, Анна Григорьевна Лисянская, Лев Петропавловский, Альфред Шаргородский, были людьми, самозабвенно преданными театру — театру вообще, а нашему — тем более. Я застала то время, когда был сплоченный коллектив, был театр-дом. Мы — молодежь, пришедшая в театр в начале семидесятых, еще ощутили на себе благотворное влияние наших великих «стариков», были свидетелями их трепетного отношения к профессии, могли наблюдать примеры полной самоотдачи делу, если хотите, самопожертвования. Сейчас, к сожалению, этого нет. В театре совершенно иная атмосфера. Нет, нет, конечно, и сейчас есть, у кого поучиться молодежи, но у меня такое впечатление, что основная жизнь молодых актеров проходит где-то на стороне. А в театр на службу они ходят, потому что трудовая книжка тут. Речь, конечно, не обо всех. К счастью, не обо всех.

— А что вы скажете о режиссерах, с которыми вам пришлось работать?

— С Владимиром Егоровичем мы проработали вместе пятнадцать лет. И пока еще другого такого режиссера я не встречала. У Воробьева было потрясающее восприятие музыки, пластики, сути роли! Он не был актером, он говорил о себе: «Я «зажатый», я сам не могу играть». А показать мог! И как показать! Мог объяснить. Консерваторию я не заканчивала, вокальная подготовка у меня — факультативная. Но когда ты понимаешь, чего от тебя хотят, когда ты чувствуешь, что и как надо петь, ты споешь все, что написано в партитуре! Даже если у тебя не хватает каких-то нот! У Воробьева была тяга к мюзиклу, и он брал к постановке драматические произведения: «Свадьба Кречинского», «Дело» Сухово-Кобылина… «Как сделать карьеру» — замечательный был спектакль! О таких спектаклях мечтают!

Александр Белинский — режиссер совершенно другой. Он не любит долго репетировать. Работа над ролью, наверное, по его понятиям, должна идти в свободное от репетиций время. У Белинского я играла Элис в спектакле «Мышьяк и старое вино», Хозяйку гостиницы в «Дороге в Нью-Йорк», Менар в «Похищении Елены». Александр Аркадьевич говорил мне: «Валечка, видишь, какие я тебе роли даю!» Роли и в самом деле были замечательные. Ну да, сыграть эпизод — хорошо, но если тебе дают большую роль, и главное — там есть что играть!.. Тебе предоставляется возможность раскрыться, ты можешь себя показать! «Показать» не в смысле покрасоваться, а показать свои возможности актерские. Из приглашаемых на постановки режиссеров назову Олега Левакова, с ним удивительно легко работалось. Олег сам актер, он прекрасно понимает актера, всегда подскажет, поможет.

— «Сыграть эпизод — хорошо!» Далеко не все актеры так считают…

— У всякой роли есть свои плюсы и минусы. Когда тебя назначают на маленькую роль, тебе зачастую самому приходится ее сочинять. Как я говорю, наращивать мышцы на скелет. Иной раз прочитаешь пьесу — «Господи! Ну что тут играть?!» А потом — прочитала еще раз, подумала-подумала, дома какие-то эскизы попробовала, по дороге в театр в автобусе пофантазировала, глядишь — уже есть что играть. А казалось — ничего особенного, ничего интересного. Вот в «Похищении Елены» ролька у меня была довольно постная. И я придумала, что героиня моя — женщина несчастная, с горя она и попивает. Вроде бы порок, а за ним — судьба человека.

— Валентина Григорьевна, зритель сейчас — воспитанный. Как бы плохо артисты ни играли, аплодисменты в конце спектакля будут обязательно. Где же тот камертон, по которому актер может проверять качество своей работы?

— Да, публика, по крайней мере у нас в театре, очень вежливая. Но в очереди в гардероб зрители делятся друг с другом подлинными впечатлениями об увиденном, о постановке, об игре актеров. Зритель, надо заметить, тоже разный бывает. В музыкальном театре он особенный. Ухо зрителя с абсолютным слухом как локатор обязательно «выловит» ложь. Чем он не преминет с кем-то поделиться. А пока до театральных «Книг отзывов» не додумались, где же ему, зрителю, высказаться, поделиться свежими впечатлениями? В кулуарах театра. А уж гардеробщики с билетерами обязательно донесут до артистов «зрительскую правду»! Но, я думаю, если у артиста есть голова на плечах, он и на спектакле поймет, когда зрители аплодируют из чистой вежливости, а когда искренне. Еще один камертон — мнение товарищей по актерскому цеху. Если это, опять же, не долг вежливости. Показателем удачной или интересной постановки может служить и факт присутствия на спектакле коллег из других театров. Просто так, от нечего делать, мало кто из актеров по театрам ходит. Пришли, значит, что-то заинтересовало.

— Что же получается, виденную мною сегодня в окошке кассы табличку «Все билеты проданы!» не следует рассматривать как свидетельство успеха?

— Если мы говорим конкретно о нашем театре, то, во-первых, у нас не очень большой зал, а во-вторых, в Петербурге у Театра музыкальной комедии нет конкурентов! В городе всего один театр оперетты. А вот если бы было два или три, то, может быть, не на все спектакли все билеты были бы проданы. Недавно посмотрела я спектакль, который не видела очень давно. Зрительный зал был полон! А за спектакль, честно говоря, было стыдно! Да и актеров из других театров, режиссеров, к сожалению, в нашем театре в последнее время редко увидишь. Как видите, я человек довольно-таки критичный, но не теряющий оптимизма.

— Валентина Григорьевна, как понимать ваши слова: «Могла бы работать и в драме» — отвлеченно?

— Мне, в общем-то, грех жаловаться и считать себя в родном театре обездоленным человеком. И все же, признаюсь, меня не покидает ощущение того, что мой актерский потенциал реализован не полностью. У меня есть силы, есть определенное умение, опыт, и я с удовольствием бы сыграла что-то из другого репертуара. Из Островского или, может быть, даже из Шекспира.

Я говорю не о том: покинуть — не покинуть театр, благостно принявший меня когда-то, с которым я сроднилась за долгие годы работы. Никогда, говорят, не надо плевать в колодец, из которого пьешь. Я этого никогда и не сделаю. Но если бы меня пригласили в какую-нибудь антрепризу, где был бы подходящий материал, с удовольствием сыграла бы что-то не похожее на то, что делаю у себя в театре. А если бы в спектакле том была еще и хорошая музыка, я с неменьшим удовольствием спела бы. И пусть роль будет небольшая! Лишь бы была. Возможно, она мне нужна — как глоток свежего воздуха. Согласитесь, человеку плохо без свежего воздуха?

— В вашей творческой биографии не так много работ в кино. Чем это объяснить? Занятостью в театре?

— Да, ролей в кино немного. И самая «выдающаяся», самая симпатичная — Баба-Яга. Двадцать шесть лет прошло, а помнят и узнают меня по этой роли. Подходит мужчина, бородатый такой: «Ой, Валентина, это вы! «Новогодние приключения Маши и Вити» — мой любимый фильм-сказка! Я, можно сказать, вырос на этой вашей роли!» Я улыбаюсь, а сама про себя думаю: «Боже мой! Он вырос на этой роли! Сколько же мне лет?!»

В «Труффальдино из Бергамо» я сыграла Беатриче. Первый раз, помню, картину смотрела и ужасалась: тут неважно, тут плохо, а там — вообще ужас!.. Проходит какое-то время, смотрю еще раз: «Так, уже вроде бы лучше!» У Владимира Мотыля снялась в двух картинах, обе по Чехову, в экранизациях его рассказов «Неосторожность» и «Дуэль». Еще были «Два клена», «Приключения Шерлока Холмса» — серии «Сокровища Агры», картина «Чтобы быть счастливым». Конечно, ролей могло быть больше. Если бы я умела себя предлагать. Мне даже Владимир Егорович говорил: «Валька, ты не умеешь себя подать!» Не умею, это правда. Характер такой. А характер, говорят, — это судьба.

Когда-то я много работала на телевидении. Когда там была детская редакция. Кого я только не играла — и королев, и злодеев всяких! Последняя работа особо запомнилась — и спектакль очень хороший получился, «Кошкин дом», и коза, которую я играла, пела изумительные романсы!

Я с трепетом отношусь ко всякой работе. И если бы мне что-то интересное предложили в кино ли, в антрепризе ли, я бы выложилась, щадить себя я не привыкла и не умею.

Владимир Желтов, 01.02.2003

© Владимир Желтов, «Театральный Петербург»