Театр музыкальной комедии
Есть артисты, «на которых» идет зритель. Идет и всякий раз, заглядывая в программку, удивляется: «Как, он (или она) все еще даже не заслуженный (ая)?!..» А когда в один прекрасный день оглашается соответствующий указ, артист, принимающий поздравления, помимо лестных слов в свой адрес слышит и удивленные возгласы некоторых коллег, друзей, знакомых: «У тебя не было звания?! А мы-то считали!..» Примерно в таком положении оказался и я, отправляясь на встречу с актрисой Театра музыкальной комедии Валентиной Кособуцкой.
— Валентина Григорьевна, об оперетте вы мечтали с детства?
— Мне хотелось быть актрисой, но о музыкальном театре я и не думала. В детстве я пела в хоре, занималась в кукольном кружке, потом в драмкружке Дома пионеров. Затем была неудачная попытка поступления в Театральный институт. И я устроилась работать. А по вечерам занималась в студии оперетты во Дворце культуры имени Ленсовета, куда пошла в надежде, что подучусь танцевать, попою — и это мне поможет при поступлении на будущий год. Так и получилось. Училась и заканчивала я драматический факультет. На дипломном спектакле «Тартюф», в котором я играла Эльмиру, присутствовал художественный руководитель Театра музыкальной комедии Владимир Воробьев.
По окончании спектакля Владимир Егорович подошел ко мне: «Валечка, я хочу пригласить вас в театр, но в настоящий момент нет свободных ставок. Давайте начнем с хора. А потом я вас переведу…» Я подумала: «Как же так? Ведь у меня даже в дипломе будет написано: артистка театра и кино, и вдруг — хор?! Нет, поеду-ка я лучше во Псков!» Туда меня тоже приглашали. В Псковском театре имени Пушкина все складывалось удачно. Уже второй моей ролью была Розалинда в спектакле «Как вам это нравится» по Шекспиру. А через полгода Воробьев прислал телеграмму: «Появилась вакансия, приезжайте». Отпускать меня не хотели, но и удержать было невозможно! Так я оказалась в Театре музыкальной комедии. И все же не могу сказать, что в театре оперетты я — человек случайный.
— Тому подтверждением и недавно присвоенное вам звание заслуженной артистки России.
— Вы знаете, сомнения долго терзали мою душу. Даже когда года два назад Александр Белинский предложил мне сделать номер — сценку с куплетами из оперетты «Мы хотим танцевать», с которой когда-то выступала Гликерия Богданова-Чеснокова, я начала отнекиваться: «Я? Да после Гликерии Васильевны?! Ни за что!» Белинский настаивал: «А ты попробуй!» Я попробовала. И сделала этот номер! И, как теперь понимаю, сделала его неплохо. Значит, могу работать в оперетте. Но, как мне кажется, я могу работать и в драме.
— Прозвучало имя удивительной актрисы — Гликерии Васильевны Богдановой-Чесноковой. А ведь вам, Валентина Григорьевна, посчастливилось работать на одних подмостках со многими, прямо скажем, легендарными артистами, с теми, кто выходил на сцену Театра музыкальной комедии и в блокадном Ленинграде. Это наверняка не прошло бесследно для молодой актрисы.
— Актеры старшего поколения, такие, как Нина Васильевна Пельцер, Анатолий Викентьевич Королькевич, Анна Григорьевна Лисянская, Лев Петропавловский, Альфред Шаргородский, были людьми, самозабвенно преданными театру — театру вообще, а нашему — тем более. Я застала то время, когда был сплоченный коллектив, был театр-дом. Мы — молодежь, пришедшая в театр в начале семидесятых, еще ощутили на себе благотворное влияние наших великих «стариков», были свидетелями их трепетного отношения к профессии, могли наблюдать примеры полной самоотдачи делу, если хотите, самопожертвования. Сейчас, к сожалению, этого нет. В театре совершенно иная атмосфера. Нет, нет, конечно, и сейчас есть, у кого поучиться молодежи, но у меня такое впечатление, что основная жизнь молодых актеров проходит где-то на стороне. А в театр на службу они ходят, потому что трудовая книжка тут. Речь, конечно, не обо всех. К счастью, не обо всех.
— А что вы скажете о режиссерах, с которыми вам пришлось работать?
— С Владимиром Егоровичем мы проработали вместе пятнадцать лет. И пока еще другого такого режиссера я не встречала. У Воробьева было потрясающее восприятие музыки, пластики, сути роли! Он не был актером, он говорил о себе: «Я «зажатый», я сам не могу играть». А показать мог! И как показать! Мог объяснить. Консерваторию я не заканчивала, вокальная подготовка у меня — факультативная. Но когда ты понимаешь, чего от тебя хотят, когда ты чувствуешь, что и как надо петь, ты споешь все, что написано в партитуре! Даже если у тебя не хватает каких-то нот! У Воробьева была тяга к мюзиклу, и он брал к постановке драматические произведения: «Свадьба Кречинского», «Дело» Сухово-Кобылина… «Как сделать карьеру» — замечательный был спектакль! О таких спектаклях мечтают!
Александр Белинский — режиссер совершенно другой. Он не любит долго репетировать. Работа над ролью, наверное, по его понятиям, должна идти в свободное от репетиций время. У Белинского я играла Элис в спектакле «Мышьяк и старое вино», Хозяйку гостиницы в «Дороге в Нью-Йорк», Менар в «Похищении Елены». Александр Аркадьевич говорил мне: «Валечка, видишь, какие я тебе роли даю!» Роли и в самом деле были замечательные. Ну да, сыграть эпизод — хорошо, но если тебе дают большую роль, и главное — там есть что играть!.. Тебе предоставляется возможность раскрыться, ты можешь себя показать! «Показать» не в смысле покрасоваться, а показать свои возможности актерские. Из приглашаемых на постановки режиссеров назову Олега Левакова, с ним удивительно легко работалось. Олег сам актер, он прекрасно понимает актера, всегда подскажет, поможет.
— «Сыграть эпизод — хорошо!» Далеко не все актеры так считают…
— У всякой роли есть свои плюсы и минусы. Когда тебя назначают на маленькую роль, тебе зачастую самому приходится ее сочинять. Как я говорю, наращивать мышцы на скелет. Иной раз прочитаешь пьесу — «Господи! Ну что тут играть?!» А потом — прочитала еще раз, подумала-подумала, дома какие-то эскизы попробовала, по дороге в театр в автобусе пофантазировала, глядишь — уже есть что играть. А казалось — ничего особенного, ничего интересного. Вот в «Похищении Елены» ролька у меня была довольно постная. И я придумала, что героиня моя — женщина несчастная, с горя она и попивает. Вроде бы порок, а за ним — судьба человека.
— Валентина Григорьевна, зритель сейчас — воспитанный. Как бы плохо артисты ни играли, аплодисменты в конце спектакля будут обязательно. Где же тот камертон, по которому актер может проверять качество своей работы?
— Да, публика, по крайней мере у нас в театре, очень вежливая. Но в очереди в гардероб зрители делятся друг с другом подлинными впечатлениями об увиденном, о постановке, об игре актеров. Зритель, надо заметить, тоже разный бывает. В музыкальном театре он особенный. Ухо зрителя с абсолютным слухом как локатор обязательно «выловит» ложь. Чем он не преминет с кем-то поделиться. А пока до театральных «Книг отзывов» не додумались, где же ему, зрителю, высказаться, поделиться свежими впечатлениями? В кулуарах театра. А уж гардеробщики с билетерами обязательно донесут до артистов «зрительскую правду»! Но, я думаю, если у артиста есть голова на плечах, он и на спектакле поймет, когда зрители аплодируют из чистой вежливости, а когда искренне. Еще один камертон — мнение товарищей по актерскому цеху. Если это, опять же, не долг вежливости. Показателем удачной или интересной постановки может служить и факт присутствия на спектакле коллег из других театров. Просто так, от нечего делать, мало кто из актеров по театрам ходит. Пришли, значит, что-то заинтересовало.
— Что же получается, виденную мною сегодня в окошке кассы табличку «Все билеты проданы!» не следует рассматривать как свидетельство успеха?
— Если мы говорим конкретно о нашем театре, то, во-первых, у нас не очень большой зал, а во-вторых, в Петербурге у Театра музыкальной комедии нет конкурентов! В городе всего один театр оперетты. А вот если бы было два или три, то, может быть, не на все спектакли все билеты были бы проданы. Недавно посмотрела я спектакль, который не видела очень давно. Зрительный зал был полон! А за спектакль, честно говоря, было стыдно! Да и актеров из других театров, режиссеров, к сожалению, в нашем театре в последнее время редко увидишь. Как видите, я человек довольно-таки критичный, но не теряющий оптимизма.
— Валентина Григорьевна, как понимать ваши слова: «Могла бы работать и в драме» — отвлеченно?
— Мне, в общем-то, грех жаловаться и считать себя в родном театре обездоленным человеком. И все же, признаюсь, меня не покидает ощущение того, что мой актерский потенциал реализован не полностью. У меня есть силы, есть определенное умение, опыт, и я с удовольствием бы сыграла что-то из другого репертуара. Из Островского или, может быть, даже из Шекспира.
Я говорю не о том: покинуть — не покинуть театр, благостно принявший меня когда-то, с которым я сроднилась за долгие годы работы. Никогда, говорят, не надо плевать в колодец, из которого пьешь. Я этого никогда и не сделаю. Но если бы меня пригласили в какую-нибудь антрепризу, где был бы подходящий материал, с удовольствием сыграла бы что-то не похожее на то, что делаю у себя в театре. А если бы в спектакле том была еще и хорошая музыка, я с неменьшим удовольствием спела бы. И пусть роль будет небольшая! Лишь бы была. Возможно, она мне нужна — как глоток свежего воздуха. Согласитесь, человеку плохо без свежего воздуха?
— В вашей творческой биографии не так много работ в кино. Чем это объяснить? Занятостью в театре?